Великие шпионы

— Я с ним встречался, и он меня тоже знает, — пояснил Енке. — Лет шесть семь назад, до моего поступления на дипломатическую службу, он некоторое время работал в нашем доме. С тех пор я его не видел.

— Не помню, как его зовут, но в лицо я его узнал, когда он пришел сюда. Что ему нужно? Надо полагать, деньги?

— Ясное дело, подтвердил я. Конкретно он хочет двадцать тысяч фунтов стерлингов.

— Что-о?! — хором воскликнули супруги. Двадцать тысяч фунтов!

Я кивнул, но не успел раскрыть рот, как зазвонил телефон. Я просил приема у посла, как только он явится. Теперь он вызвал меня. Вместе с Енке.

В кабинет фон Папена мы вошли вдвоем. Это было большое помещение на втором этаже, просто и со вкусом обставленное, с красивыми картинами на стенах. За столом сидел седовласый красавец посол. Я ощутил пристальный взгляд его голубых глаз.

— Ну-с, господа, что вас привело ко мне?

— Прошлой ночью, начал я, — в доме герра Енке у меня была чрезвычайно интересная беседа с камердинером британского посла.

— С кем, с кем? переспросил фон Папен.

Я повторил и вручил ему докладную. Он надел очки и, пока читал, поглядывал на меня поверх них, что придавало его серьезному лицу проказливое выражение. Дочитав, он брезгливо отодвинул бумагу в дальний угол стола, словно не хотел иметь ничего общего с ее содержанием. Он встал, подошел к окну, раскрыл его и молча рассматривал местность вплоть до синих гор вдали. Наконец он повернулся к нам.

— А что за камердинеры служат в нашем посольстве?

Я удивленно взглянул на посла, затем на Енке. Оба молчали.

— Что нам делать, ваше превосходительство? — наконец спросил я.

— Не знаю. В любом случае запрошенная сумма слишком велика, чтобы я мог решить вопрос. Подготовьте донесение в Берлин и покажите мне лично. Тогда еще поговорим.

Я пошел к себе, Енке остался у посла. Когда через полчаса я вернулся, фон Папен был один. Я держал в руках черновик донесения.

— Вы понимаете, что за этим может стоять? — спросил посол.

— Да, ваше превосходительство, это вполне может быть ловушкой. Они подбросят нам кое-какие документы, возможно, даже подлинные, а дальше будут нас кормить небылицами. Даже если этот человек не обманывает и не подослан англичанами, может разразиться грандиозный скандал, если все это выйдет наружу.

— Какое впечатление он на вас произвел?

— Не особенно благоприятное, ваше превосходительство, хотя к концу разговора я готов был ему поверить. Мне он показался неразборчивым в средствах, а ненависть к англичанам, если она действительно есть, служит дополнительным мотивом, хотя на первом месте, конечно, жажда денег. Вряд ли это обычный мошенник. Конечно, это все лишь мое субъективное мнение.

— Что, по-вашему, сделали бы англичане, если бы кто-то из наших обратился к ним с подобным предложением?

— Думаю, они бы его приняли, ваше превосходительство. Во время войны ни одна страна не может отказаться от такой возможности. В мирное время, возможно, было бы разумно поступить по-джентельменски и предупредить английского посла, а не связываться с крадеными документами. Но когда идет война, ваше превосходительство…

Посол взял мой черновик и внимательно прочел. Потом взял зеленый карандаш никому другому в посольстве не разрешалось пользоваться зеленым цветом при подписании документов или открытии досье, внес несколько поправок, еще раз перечитал текст и подписал. После чего придвинул листок ко мне Теперь это был уже официальный документ.

Прочтите вслух, приказал он.

Я прочел:

«РЕЙХСМИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

МЫ ПОЛУЧИЛИ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ОТ СЛУЖАЩЕГО БРИТАНСКОГО ПОСОЛЬСТВА, ПРЕДПОЛАГАЕМОГО КАМЕРДИНЕРА ПОСЛА. ПРЕДСТАВИТЬ ФОТОКОПИИ СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНЫХ ДОКУМЕНТОВ. ЗА ПЕРВУЮ ПАРТИЮ ТРЕБУЮТ ДВАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ НАЛИЧНЫМИ. СРОК 30 ОКТЯБРЯ ЗА КАЖДУЮ СЛЕДУЮЩУЮ КАТУШКУ ПЛЕНКИ ЗАПРАШИВАЮТ ПЯТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ФУНТОВ. ПРОСИМ СООБЩИТЬ, ПРИЕМЛЕМО ЛИ ТАКОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ. ЕСЛИ ДА, ТО ДЕНЬГИ ДОЛЖЕН ДОСТАВИТЬ СПЕЦИАЛЬНЫЙ КУРЬЕР НЕ ПОЗДНЕЕ.40 ОКТЯБРЯ. КАМЕРДИНЕР НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД ЯКОБЫ РАБОТАЛ У ПЕРВОГО СЕКРЕТАРЯ. БОЛЬШЕ НАМ НИЧЕГО СУЩЕСТВЕННОГО НЕ ИЗВЕСТНО. ПАПЕН».

Донесение было немедленно зашифровано и передано по радио до полудня 27 октября. Через час оно лежало на столе у Риббентропа.