Великие страхи прошлого

Вырубали глыбу в вершине скалы. Прошло несколько месяцев, прежде чем с превеликим трудом обломок скалы спустили в долину. Расстояние от Каррары до Флоренции — 120 километров, пара часов на грузовике. Но в те времена прошли долгих два года, прежде чем камень довезли к месту назначения, то вытягивая его на волах, то переправляя на лодках. Хлестал дождь, палил зной — прообраз исполинского тела продолжал ползти как улитка в город мастеров. Однажды его не удержали, он рухнул в грязь. Тогда он, может быть, и покрылся крохотными трещинами, которые теперь предательски прорезали ноги героя.

Наконец скалу привезли и положили в саду возле собора. В небольшом городке, где все было залито желтыми и коричневыми красками, от этой глыбы исходило неправдоподобно белое сияние. Множество людей сбежалось посмотреть на это чудо.

Сведущие люди, придя сюда вместе с другими, ужаснулись. Они-то хорошо видели, что мрамор плох и еще хуже сделала его обработка. Выбирая кусок скалы, Агостино грубо наметил контур. Следуя его указаниям, кусок был вырублен, но при этом получился уже, чем полагалось, да еще посредине виднелась какая-то непонятная дыра, возникшая по недосмотру. Вот уж все по присловью! Единожды отмеренное, единожды отрезанное, это «чудо» могло лишь потешать простаков, но для работы оно не годилось. Городские власти посчитали, что сделать задуманное из этой скалы уже не удастся. Все старания были напрасны, а деньги… они закатились в бездонную пропасть, которых так много в горах. Агостино был обшикан и прогнан. Работа остановилась.

Почти сорок лет позади собора пролежала — в пыли, в грязи — белая мраморная глыба, которую разве только ленивый не потрудился насмешливо пнуть. Ее мочили дожди, пятнали птицы, задевали проезжавшие мимо повозки…

Лишь в 1501 году, в пору политических смут, охвативших Флоренцию, городские власти решили «общим делом» успокоить кипение народных масс. Задумано было из каменной глыбы, вросшей в землю городского сада, сотворить небывалую фигуру, которая заставила бы всех — и горожан, и чужаков — восхищаться Флоренцией.

Власти обратились к самому великому художнику, жившему тогда в ее стенах. Но Леонардо да Винчи было уже под пятьдесят; к тому же он не любил искусство скульптуры. Пришлось довольствоваться малым — поручить это важное дело молодому, честолюбивому Микеланджело Буонарроти, который успел прославиться своей статуей «Оплакивание Христа» («Пьета»), созданной в 24 года (в XVIII веке она была перенесена в одну из капелл в базилике Святого Петра в Ватикане).

Он втайне и сам мечтал об этой работе — о Davide cholla fromba, «Давиде со своей пращой» (Микеланджело).

«Хотя было трудно высечь целую фигуру из одной этой глыбы, хотя ни у кого не хватало смелости взяться за нее, не добавляя к ней других кусков, Микеланджело, — сообщал биограф всех великих художников Возрождения Джорджо Вазари, — стал помышлять о ней и теперь сделал попытку ее получить» («Жизнь Микеланджело Буонарроти, живописца, скульптора и архитектора флорентийского»). За три года труда Микеланджело извлек из нее невиданную фигуру.

Как описать то неистовство зрителей, то удивление и те нескончаемые восторги, которые охватили собравшихся, когда в 1504 году покровы были сброшены и статуя явилась на всеобщее обозрение? Похвалы Вазари заменят нам умолкший шум времени:

«Поистине чудом было, как Микеланджело вернул к жизни бывшее мертвым. <…> По правде, она [статуя]отняла славу у всех статуй, современных и античных, греческих и римских, <…> Видевшему ее не к чему искать другого скульптурного произведения какого бы то ни было художника, наших ли времен или прошедших».

Статуя оказалась такой грандиозной, что невыгодно было (а может быть, и невозможно с технической точки зрения) размещать ее там, где она «стерегла место» долгие годы — у Флорентийского собора. Пришлось потратить четыре дня на то, чтобы с превеликой осторожностью перевезти ее к Палаццо Веккьо, где располагалась синьория (городская администрация). Церемония эта позабавила флорентийцев. Нашлись шутники, кидавшие по ночам камни в статую, чтобы — геростратовой славы ради — разбить чудо из чудес. К Давиду, такому доблестному при жизни, теперь, после превращения в камень, пришлось приставить стражу, чтобы спасти.