Великие судьбы русской поэзии: Начало XX века

Как-то в феврале 1912 года на заседании «Академии» Вячеслав Иванов, иронизируя над Гумилёвым, предложил ему вместо того, чтобы клеймить символизм и символистов, сочинить собственную позицию. И, продолжая посмеиваться над Николаем Степановичем, даже название для таковой придумал – «адамизм». Тут же в разливах его словесного издевательства промелькнуло и древнегреческое словечко «акме», обозначающее высшую степень совершенства, цветущую силу. Гумилёв, нога на ногу, равнодушно воспринимавший язвительные разглагольствования мэтра, тут заметил: «Вот и прекрасно: вы мне сочинили позицию – против себя; покажу уже вам «акмеизм»».

Расхождение Николая Степановича с Брюсовым наметилось ещё раньше, когда Ученик вопреки предостережениям Учителя сблизился с Вячеславом Ивановым, стал посещать Башню, имел там успех. Вызванное этим неудовольствие Валерия Яковлевича с лихвой компенсировалось приобретением разнообразных и многочисленных знакомств среди литературной, художественной и театральной элиты. К Гумилёву приходило признание. Более того, благодаря своему боевому энергичному характеру, он оказался несомненным вожаком среди близких ему по духу молодых писателей.

Весною 1912 года чета Гумилёвых отправляется в Италию. Они всё ещё вместе, всё ещё осознают себя семьёй. Но отношения между ними уже весьма и весьма непросты. К этому времени Николай Степанович пребывает в тяжёлом, едва ли не смертельном поединке с женой. Дело в том, что ещё в пору ухаживания за Анной Андреевной, он, не делая тайны из своего донжуанства, исподволь старался приучить её к своим многочисленным романам. Ну, а теперь, женившись, тем упорнее принялся отстаивать своё право на свободную любовь, считая её неотъемлемой привилегией всякого поэта.

Но одно отношение было к этому у девушки, не имеющей на него никаких прав, другое – у жены. Сергей Константинович Маковский, будучи всячески близок семье Гумилёвых, наблюдал грустные последствия борьбы Николая Степановича с целомудренной супружеской любовью Анны Андреевны: «Отстаивая свою «свободу», он на целый день уезжал из Царского, где-то пропадал до поздней ночи и даже не утаивал своих «побед»… Ахматова страдала глубоко. В её стихах, тогда написанных, но появившихся позднее (вошли в сборники «Вечер» и «Чётки») звучит и боль её заброшенности, и ревнивое томление по мужу».

Как тут не вспомнить тютчевское: «О как убийственно мы любим…», как не посетовать на трагическую противоречивость человеческих чувств. Грустный вывод из мучительной ситуации, в которой оказались даровитые супруги, почти очевиден, и Маковский делает его: «Нелегко поэту примирить поэтическое «своеволие», жажду новых и новых впечатлений с семейной оседлостью и любовью, которая тоже, по-видимому, была нужна ему как воздух… С этой задачей Гумилёв не справился, он переоценил свои силы и недооценил женщины, умеющей прощать, но не менее гордой и своевольной, чем он».

В своих воспоминаниях Сергей Константинович называет Анну Андреевну «Ахматовой». Это связано с тем, что после выхода в 1912 году её первой книги стихов этот псевдоним настолько пристал к поэтессе, что постепенно вытеснил подлинную фамилию.

В пору поездки Гумилёвых в Италию вышла очередная книга Николая Степановича «Чужое небо». Авторский экземпляр, присланный из России, нашёл его во Флоренции. Позаботился поэт, чтобы по экземпляру получили и его друзья-соратники, а так же наиболее чтимые корифеи.

Александр Александрович Блок не преминул поблагодарить за полученный подарок: «Многоуважаемый Николай Степанович! Спасибо вам за книгу; «Я верил и думал» и «Туркестанских генералов» я успел давно полюбить по-настоящему; перелистываю и думаю, что полюблю ещё многое…»

Притом, что «Цех поэтов» посещало около 30 человек, в группу акмеистов входило только шестеро: Гумилёв, Городецкий, Мандельштам, Ахматова, Зенкевич и Нарбут. Даже Михаил Лозинский – поэт, по-дружески близкий членам этой группы, остался за её пределами в силу своей приверженности к символизму. А между тем он являлся соредактором «цехового» журнала «Гиперборей», начавшего выходить в октябре 1912 года. У него же на квартире по пятницам с 16 до 18 еженедельно встречались литераторы самой разной творческой ориентации, но в большинстве «цеховики».

А собственные собрания «Цеха поэтов», как и заседания «акмеистов», чаще всего проходили в кафе «Бродячая собака», открытом в конце 1911 года Б. Прониным. Когда этот поэтический шалман отживёт своё, Прониным же будет основан и вскоре станет не менее знаменитым «Привал комедиантов». Там, сразу после посещения театров (отсюда и название!), будет сходиться за поздним ужином артистическая и литературная богема. Но это случится несколькими годами позднее.

Теперь же «Бродячая собака» была облюбована не только акмеистами; нередко тут устраивали свои сборища и футуристы. Случалось, что заседания тех и других проводились одновременно, и тогда бывало особенно шумно.