Великие тайны золота, денег и драгоценностей. 100 историй о секретах мира богатства

Словом, развернули торговлю братья-купцы Полтинни-ковы. Обе их лавки располагались рядом в деревянном одноэтажном, но длиннющем доме. Выходили они уже на Краснопрудную сторону, где к тому времени и пруды давно закопали, и Цесчаный карьер, где брали песок для строительства Москвы, засыпали. Место бойкое: сразу за лавками — стены монастыря, куда рекой текут паломники, прямо перед входом — торговая дорога из центра на Преображенскую заставу. Вот и потекли покупатели к оборотистым братьям. А у тех выручка возрастала день ото дня. И теперь уж не раз в месяц считали они доходы, а раз в неделю, потом и кажинный день. Полушки-копейки превращались в полтинники, двугривенные с пятиалтынными и вовсе в рубли. Ну а рублик к рублику, известно, выйдет бумажка-банкнотка. Глядишь, коли повезет, и «катень-ка» — в сто рублей.

Вот однажды и решил один из братьев, Константин, набросить на маковую баранку полушечку. На одной-то ма-ковинке незаметно, но ведь их же, понятно, связками берут. Ну а на него глядя, и Алексей, второй брат, на ландышевую да на валериановую настойки по полушечке накинул. Ну а чтобы торговать удобней было, стал продавать обе настойки вместе, а тогда уж и выгода — на копейку пара.

Вот так от копейки к копейке и выросло все в цене у братцев. Окрестные жители стали глухо перешептываться: раньше то, что они в день закупали, обходилось куда дешевле. Нашлись и грамотные — подсчитали: покупки, что раньше стоили двугривенный, теперь-то в полтинник обходятся. А ведь 50 копеек по тем временам большие деньги были. Одним словом — зарвались братцы-то!

Но однажды забрела в хлебную лавку к Константину старушка — благообразная, чистенькая, видно, паломница не из последних. Попросила сдобу-маковницу да калач ванильный. Полтинников поглядел на весьма ухоженную бабульку да и заломил цену: «Калач с маковницей полтину стоят!» Старушка ручками всплеснула: «Да как же можно, внучок? Побойся Бога! Рядом со святым монастырем да такие цены!» Костюня и бровью не повел: «Дорого — не бери!»

Старушка белесыми ресничками захлопала: «Сбавь цену, касатик! Уж очень кушать-то хочется, а денег всего ничего… Прояви милость, Христа ради!» Костюня только сплюнул себе под ноги: «Всем по полтине дарить — сам в нищете сдохнешь! Нет денег — иди отсюдова!»

Старушка от таких слов за сердце схватилась: «Будешь еще свое счастье по полтине раздавать! Вспомянешь меня, да как бы поздно не оказалося!»

Вышла бабушка из хлебной лавки да и юркнула в аптечную. Видно, сердце у нее сильнехонько прихватило. Уж что там у старушки с Алексеем вышло, неизвестно, но только дома за чаем выяснили братья Полтинниковы, что старушка им обоим в сердцах объявила: «Будете свое счастье по полтине раздавать!» Ясно — неприятно все это. Но кто слушает старушек?!

Только с той поры пошли вниз дела и в хлебной, и в аптечной лавках. Прибыль упала — так и барышей вовсе нет! Братья затылки почесали и решили снизить цену.

Сначала на копеечку сбросили, потом — на алтын, а после и вовсе как по ступенькам поскакали — на пятиалтынный, на двугривенный, а тут и к полтине подошли. Подсчитали да ахнули — с чего начинали, с тем и осталися.

Ну а потом и вовсе к ним неделю никто не зашел. Сдобы, слойки засохли, баранки с бубликами пятнами пошли, ну а петушки на палочках с пряниками и вовсе подтаяли. Кто ж такое возьмет?! Да только поставщикам-то надо всю цену вернуть. На то честное купеческое слово дадено: после недели — расчет.

Словом, продавали — веселились, подсчитали — прослезились. Тут старушка-то и вспомнилась. Осознали братья, как она говорила: «Станете еще свое счастье по полтине раздавать, да как бы поздно не оказалося!» Константину и пришло на ум: «А может, нам в монастырскую казну вклады вносить? Как считаешь, братаня?» Алексей головой покачал: «Нечего уж вносить-то… Два рублика осталось — четыре полтинника». — «А вот и начнем с полтинничка. По нашим нонешним деньгам — и это капитал!»

Сказано — сделано. Внесли полтину — наутро пришел и первый покупатель. Ему всего без наценки продали. За первым и второй пожаловал. За ним и еще подтянулись. Братья выручку считать не стали, сглазить побоялись. Всю неделю покупатели шли. В Воскресение Христово братья семь полтин на обустройство паломников выложили. Ну а в понедельник в лавку к Константину мужик зашел, поклонился в пояс: «Благодарствую, сынок, за то, что ты с братом таких, как я, не оставляешь. Я уж думал, придется мне домой добираться, прося милостыню Христа ради, а мне в монастыре деньжат отвалили, аж два рубля. Говорят, там и ваш полтинничек есть. Так что помоги вам Бог!»