Великие тайны золота, денег и драгоценностей. 100 историй о секретах мира богатства

«То и верно — не больших! — улыбаясь, согласился гость и вдруг, выпучив глаза, заорал на купца. — А что себе позволяете?! Думаете, мы не помним, как вы с изгнанником Герценом дружбу водили, неразрешенные статьи чахоточного Белинского печатали? Преступнику Чернышевскому деньгами помогали? А на «Русскую мысль» кто средства переводит? Это же злостно либеральный журнал! Сам обер-прокурор синода Победоносцев называет его тяжелой артиллерией, расшатывающей устои общества. Это же — крамола, а вы неблагонадежным становитесь!»

Солдатёнков поскреб в бороде: «Многие на ту «Мысль» деньги дают, выгодное издание. А я ведь издательским делом балуюсь. Мы, купцы, ваше высокородие, о выгоде радеем. Только о ней! Ни о каких неблагонадежных мыслях и знать не знаем. Я книги издаю классические: «Истории» университетских профессоров Грановского и Ключевского, труды зарубежных философов и экономистов Юма и Смита. Я перевод сочинений Шекспира и «Илиады» Гомера субсидировал. За то меня в 1867 году почетным членом Общества любителей русской словесности избрали, а потом и в попечительский совет Московского университета. Да разве я только на «Русскую мысль» деньги даю? На мои пожертвования выходили самые что ни на есть благонадежные издания: журнал «Вестник промышленности», газета «Москва», в которой редактором Иван Аксаков, сын нашего замечательного писателя Сергея Тимофеевича, любимца самого императора. Уж Иван Сергеич — сама благонадежность, славянофил!»

Жандарм вскочил: «Овечкой-то не прикидывайтесь! А кто первым крамольный стих Некрасова «Человек и гражданин» напечатал? А сочинения опального поэта Полежаева? А «Отцы и дети» Тургенева? А кто в коронационное время в театре демарш учинил? Это ли благонадежность, любезнейший?! Разве можно быть в вас уверенным? Приходится приглядывать, ваши тайные мыслишки наружу выводить!»

Солдатёнков в ярости стиснул кулаки: «Не утруждайтесь, ваше высокородие, я сам вам свои тайные замыслы поведаю! Мечтаю я сделать картинную галерею не хуже, чем у купца Третьякова. И библиотеку собрать такую, чтоб не стыдно было Румянцевскому музею завещать. Еще хочу построить ремесленное прядильно-ткацкое училище, чтоб там ребята профессию получали. Знаю ведь, как нужны специалисты. Я ведь, ваше высокородие, еще в 1857 году вместе с бароном Кнопом и братьями Хлудовыми основал Кренгольмскую текстильную мануфактуру, первую в России по науке оснащенную. Мы тогда без спецов мучились, пришлось из Европы выписывать. А теперь у меня еще Цинделевская, Даниловская, Никольская фабрики мануфактуры — самые известные по стране. Всем им русские специалисты нужны! Еще хочу, чтобы водкой россияне захлебываться перестали, потому и Трехгорное пивоваренное товарищество открыл и о новых пивных заводах думаю. Неужто это все крамола?! — Купец поднял на жандарма разъяренный взгляд. — Да, еще одна тайная мыслишка имеется — построить больницу, оснастить ее по последнему слову техники и положить капитал на ее счет. Пусть все лечатся бесплатно без различия званий, сословий и религий!»

Язвительный голос жандарма прервал его излияния: «Конечно, если денег девать некуда, можно и нищету лечить!» Солдатёнков хрипло вздохнул: «Нужно! И лечить и образовывать… Или это тоже — тайная крамола?!»

И, сверкнув глазами, купец вышел из гостиной.

Ночью он опять не спал. Ворочался, думал. Наутро, чтобы отвлечься, начал просматривать рукописи, представленные для издания, и наткнулся на лекции профессора Ильи Янжула. Тот развивал теорию знаменитого американского миллионера-филантропа Эндрю Карнеги об ответственности богатства. Солдатёнков ахнул: вот даже в далеких Северо-Американских Штатах уже понимают, что богатство — не проклятие, а закономерность развития. Каждый может и должен быть богат. Но каждый богач должен помнить об общественном благе и своими деньгами служить людям. Разве не так живет он, Солдатёнков?! Школы, детские приюты, богадельни, стипендии студентам, помощь художникам, актерам, писателям — ради этого стоит работать. И пес с ней, со слежкой!..