А сейчас вот о ком. Помните Квинта Деллия, кто ездил уговаривать Клеопатру прибыть в Тарс по повелению Антония и отведал прелестей царицы раньше своего господина? Это в своем роде уникальная личность. У него был потрясающий политический нюх. После смерти Цезаря он уехал из Рима вместе с Долабеллой на Восток, затем ушел от него и примкнул к Кассию, но перед решительным сражением под Филиппами перебежал к Антонию. Жизнь при дворе Антония и Клеопатры ему пришлась по вкусу, он стал ловким царедворцем и просто незаменимым для Антония человеком. Именно Деллий заманил в лагерь Антония несчастного армянского царя Артавасда. Его господин уже давно насытился прелестями царственной египтянки и стал, как у нас говорят, ходить «налево». А девочек ему, тайно от Клеопатры, поставлял тот же Деллий. Но ищейки Клеопатры выследили и донесли, кто способствует изменам мужа. Деллий всерьез мог опасаться за свою жизнь. Ревность женщины, да еще всемогущей царицы, могла стоить ему головы. Это понимал и Антоний, и поэтому, чтобы спасти Деллия, отправил его вербовать новых солдат из местного населения. Но Квинт не только не привел новых людей, которые нужны были флоту, но и сам не вернулся. Он почуял, что победа будет на стороне соперника, и преспокойно отправился в лагерь Октавина, где и предстал перед главнокомандующим. Везло же нашему герою с перебежчиками! Квинт Деллий принес чрезвычайно важную и секретную информацию о том, что генеральное сражение противник планирует на воде, а не на суше. И настояла на этом, оказывается, Клеопатра, полагая, что преимущество в численности флота приведет к победе. А в случае поражения на корабле удобнее бежать от противника. Так она полагала, и как увидим позже, как в воду смотрела. В прямом и переносном смысле. Несмотря на то что римские военачальники подготовили план сухопутного сражения, Антоний склоняется к мнению супруги. Еще не было случая, чтобы она не настояла на своем. Разведка подтвердила намерения противника: экипажи пополнялись солдатами, корабли вооружались специальными средствами нападения и обороны. С тех пор Квинт Деллий состоял при дворе Августа, так как его новый господин оказался единовластным победителем. Перебегать стало не к кому, и выгоды искать тоже. Ему даже посвятил оду великий Гораций, которая начинается словами «За мудрость духа!» и где поэт рассуждает о тщете бытия и неизбежности смерти.
Но Деллий был не единственным, кто почуял в стане Антония дух поражения. Сенаторы, демонстративно покинувшие столицу во главе с консулами, оказавшись при восточном дворе в чаду и угаре постоянных попоек, пиров и развлечений, где бытовал дух тонких подковерных интриг и всепобеждающая власть Клеопатры, вскоре осознали, что Антония едва ли возможно оторвать от царской юбки. А царице, по большому счету, наплевать на Рим, да и на весь Запад, ей достаточно Египта и тех стран и земель, что достались ей от щедрот римского супруга. Помимо того, армия Антония не была заряжена на победу, сила духа, необходимая для ратного дела, если и не отсутствовала вовсе, то была слаба, как и во всяком войске, долго пребывавшем в бездействии и довольстве. Ну а азиатские, союзные войска сражались, по сути, из-под палки, и они знали, что если одолеет Октавиан, то им не поздоровится. К примеру, хитрый царь Ирод, хоть и находился в стане Антония, в военных действиях участия не принимал. За что был позже вознагражден победителем. Так что римская знать тоже стала смотреть в сторону Октавиана, и непримиримый прежде его враг, консуляр Гней Домиций Агенобарб, переметнулся одним из первых. Великодушный Антоний даже переслал ему вслед его багаж и личные вещи. Правда, Домиций вскоре умер, но из стана Антония стали уходить уже не единицы, а сотни и тысячи солдат и офицеров. Это стало тревожить Антония не на шутку, и он начал принимать свои меры по борьбе с дезертирством.
Конец августа выдался в тех местах ветреным, и море постоянно штормило. Когда же наконец второго сентября ветер стих, Октавиан утром вышел из палатки и увидел шедшего ему навстречу человека, рядом с которым плелся навьюченный осел. Он остановил погонщика и спросил, как его зовут, тот ответил: Евтих, что значит Счастливый. Цезарь улыбнулся и спросил, как же зовут осла, и оказалось, что животное назвали Никоном, что означает Победитель. Это было признано добрым предзнаменованием, и Октавиан решил начать сражение в тот же день. Французский писатель Ж.П. Неродо в своей книге «Август» верно подметил: «В данном эпизоде нас восхищает не столько чрезвычайная изворотливость богов, сколько потрясающая способность Цезаря уметь читать их «послания». После победы, кстати, он приказал изваять погонщика и осла в бронзе и установить на месте памятной встречи. У этой скульптурной композиции своя необычная судьба. Позже она оказалась в Византии, на ипподроме в Константинополе, а после взятия этого города крестоносцами исчезла бесследно.