Великие Цезари

Не понимал этот идеалист, что находится, по меткому выражению Цицерона, «не в государстве Платона, а среди подонков Ромула». В конце концов Цезаря взбесила это бесконечная болтовня строптивого и совершенно неуправляемого Катона. Он подозвал ликторов и приказал им снять Катона с трибуны. «Как это снять?» – не поняли они. «Чего тут непонятного, – рассердился консул, – подойти, снять с трибуны и отвести в тюрьму».

Но едва ликторы подхватили Катона под руки и стали уводить, все двинулись за ним следом. На улице к этому шествию присоединился и простой народ. В молчании и без ропота шли они следом за Катоном в сторону Мамертинской тюрьмы. Вот какова была власть этого человека.

Цезарь быстро сообразил, что перегнул палку, и тотчас же вдогонку послал народного трибуна, чтобы он приказал ликторам вести Катона не в тюрьму, а домой.

Этот случай заставил нашего героя глубоко задуматься о том, что же нужно римскому народу и чего же он хочет? Хлеба и зрелищ, как это всегда и считалось, и все политики угождали ему именно в этом, или, как это показывает сегодняшнее шествие за Катоном, людям все же не хватает справедливых и честных руководителей? Они хотят чувствовать себя в правовой безопасности? Но не только, мог с горечью констатировать наш герой, – им нужны Катоны, много Катонов, которые самоотверженно блюли бы законы и гарантировали эту самую правовую безопасность.

А вот этого Цезарь допустить никак не мог. Он обязан был победить Катона. Он обязан был любой ценой избавиться от него, но отнюдь не с помощью яда или кинжала – он должен был быть уничтожен, будучи изобличенным в каком-либо неблаговидном деле, чтобы он выглядел в глазах народа таким же, как и все прочие, – взяточником, по крайней мере, или на худой конец взяткодателем. А ведь такой прецедент в биографии рафинированного Катона был: во время выборов консулов на пятьдесят девятый год, чтобы прошел вместе с Цезарем ставленник оптиматов Бибул, он не гнушался подкупа избирателей, были такие сведения. И что же? Народ даже ухом не повел, когда Цезарь заикнулся об этом. Кто? Катон? Разве? Что-то мы не слыхали об этом. Нам как-то не известен ни один человек, кто бы взял у Катона взятку.

Вот так-то. Народ обелял и без того чистого и неподкупного Катона. Что ж, думал Цезарь, не получилось запихнуть его в тюрьму, не получается изобличить его в чем-либо неблаговидном, тогда его надо просто под каким-нибудь предлогом убрать из Города, иначе они тут с Цицероном и ненадежным Помпеем, готовым в любую минуту отвернуться от тестя, смогут и власть перехватить, поставив тем самым общество на грань гражданской войны, а ее-то Цезарь искренне не хотел. Он насмотрелся в юности ужасов сулланского проскрипционного режима и пришел к выводу, что власть надо брать не силой оружия, а интригами, силой матримониальных комбинаций и любовных отношений, победами над чужеземцами на полях сражений в далеких провинциях, а священная римская кровь не должна служить разменной монетой в борьбе за власть. Это было его искренним убеждением, и все же гражданской войны ему избежать не удалось.

Так вот Катона, по законопроекту Клодия, услали на Кипр под предлогом именно его безупречной честности. Там были злоупотребления по финансовой части, да и местное население готово было взбунтоваться из-за притеснений римских чиновников. Вот Катону, что называется, и карты в руки, ведь он ради финансовых ревизий изучил бухгалтерию, когда еще был квестором. На свои деньги он выкупил тогда старые бухгалтерские документы со времен Суллы и вынудил доносчиков, получавших деньги казненных, внести их обратно в государственную казну. Вот и пускай теперь разберется на Кипре, пусть его там и видят в образе беспристрастного судьи, а тут, в Риме, без него как-то спокойнее.

Катон справился с возложенной на него задачей блестяще: войну предотвратил, собрал для государства значительную сумму и уладил все экономические споры. Однако на пути в Рим на корабле возник пожар, и все финансовые документы сгорели. Этого было достаточно, чтобы Клодий выдвинул против Катона обвинение, что, дескать, он сам все сжег, чтобы скрыть те суммы, которыми якобы обогатился.

Но Клодия и слушать не стали. Катон в глазах римлян был вне всяких подозрений. И к тому же обвинял-то кто? Клодий! Совратитель, святотатец, лжец и мошенник Клодий! И с каких это пор порок обвиняет добродетель?