Великие Цезари

Помимо этого, Цезарь стал взимать налоги за лишние колонны в перистилях (внутренние дворы в богатых домах). Если вспомнить, с каким пылом он порицал Сципиона за то же самое, когда тот губернаторствовал в Сирии, то факт политического лицемерия налицо.

Но следовало бороться не только с показной роскошью, отравлявшей жизнь завистливым малоимущим, но и думать о том, как уменьшить глубину пропасти, разделявшей богатых и бедных. Очень богатых тогда было около двух тысяч семей, и они, как правило, проматывали состояния своих предков, прибыли с латифундий и банковских спекуляций, и лишь немногие, такие как Аттик, умножали наследственные капиталы относительно честной коммерцией и предпринимательством. Аттик, кстати, богатством не кичился, жил тихо и скромно в старом доме и в политику не лез, предпочитая в смутные времена отсиживаться в Греции, где проводил свободное время в кругу писателей и художников, переписывался с Цицероном; он исповедовал мудрый принцип «ты мне – я тебе» (do ut des), помогая в гражданских войнах обеим враждующим сторонам, – так, он ссужал деньги Марию и Сулле, Помпею и Цезарю, Антонию и Октавиану Августу, отчего никогда не подвергался репрессиям и благополучно дожил до старости.

Среднего класса, как теперь говорят, тогда не было по многим причинам. Все необходимое для роскошного быта богатые получали от труда своих рабов, обученных всевозможным ремеслам, и от награбленного в провинциях. Поэтому особой нужды в товарах, производимых свободнорожденными ремесленниками, у них не было, за исключением, пожалуй, оружия и тех предметов роскоши, какие теперь принято называть эксклюзивными, – статуи, картины, ювелирные изделия и прочие. В этих условиях сословие ремесленников нищало и легко превращалось в деклассированный сброд, которому, кроме хлеба и зрелищ, ничего и не было нужно.

Помните поэму Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?»? Вспомнили, кому? Не помещику, не купцу, не крестьянину и даже не царю, а «кабацкому ярыжке», на современном языке – «бомжу». У него нет никаких обязанностей перед обществом, равно как и общество ему ничего не должно, кроме бесплатного куска хлеба и рюмки водки.

Теодор Моммзен писал, что «по нравам и миросозерцанию между богатыми и бедными не было коренного различия: одинаковое ничегонеделание, одинаковое увлечение пустыми ничтожными удовольствиями царило в обеих группах, в каждой – в доступном для нее виде…»

Страсть к большим деньгам и немыслимой роскоши действительно достигла невероятного размаха, и об этом свидетельствуют все известные источники. Власть капитала стала доминировать во всех сферах общественной жизни, и стремление делать деньги спекулятивным путем притупляло у знати свойственные ее предкам острые инстинкты борьбы и завоеваний.

Здесь уместно еще раз обратиться к Моммзену: «В Риме господство капитализма дошло до предела. Везде капитализм одинаково, лишь разными путями, губит мир Божий, но в новое время пока нет ничего подобного тому, что было в свое время в Карфагене, потом в Элладе, наконец в Риме. И если человечеству суждено еще раз увидеть те ужасы, которые переживали люди около времени Цезаря, то такое бедствие постигнет род людской тогда, когда разовьется вполне то господство капитала, семена которого заложены в цивилизации Северо-Американских Соединенных Штатов».

Пророческие слова, если учесть, что многотомная «История Рима» создавалась Моммзеном в пятидесятые годы девятнадцатого века.

В целях минимизации такого расслоения по имущественному признаку Цезарь, в частности, запретил ростовщикам брать с должника более одного процента в месяц, а заемная сумма не должна была превышать стоимости половины земельного имущества кредитора, и ему приходилось, если он хотел делать деньги на процентах с крупных сумм, покупать прежде земельные участки, а это стимулировало земледелие. И тут Цезарь убивал сразу двух зайцев.

Кроме того, путем списания выплат по процентам он уменьшил сумму долгов, причем стоимость имущества должника определялась по довоенным – более низким – ценам. Тем самым общая сумма долгов снижалась на четверть. И все же должники и этим были недовольны, памятуя популистские посулы Катилины, а позже с подобными же законопроектами о полной кассации долгов выступали Целий Руф и Долабелла, пока Цезарь подавлял последние очаги сопротивления в Испании.

Что касается налогов, то наибольшее послабление получили провинции, и это было очень дальновидным шагом диктатора. Причем налогообложение было избирательным – те города и области, что поддерживали Цезаря во время гражданской войны, получали льготную поблажку, а те, что были на стороне Помпея, платили, наоборот, гораздо больше. Налоги со времен Цезаря собирались уже не откупщиками, а самими местными общинами и поступали прямым путем в казну.