Собрания также играли важную роль в обществе, ограничивая власть царей. Германские политические институты раннеримского периода, как правило, были представлены советами, на которых обсуждалась и определялась политика всей группы (племени). Тацит в своих работах говорит о важности этого института, и очевидно, что это не просто плод его богатого воображения. На мой взгляд, наиболее поразительны доказательства (несколько отдельных случаев, описанных в немногочисленных и крайне обрывочных источниках, относящихся к I и II векам) того, что в качестве наказания за мятеж или для его предотвращения правители империи запрещали германцам проводить собрания племени или же разрешали устраивать их только в присутствии римских наблюдателей. Источники и археологические свидетельства IV века почти не проливают свет на роль собраний в жизни общества, однако по меньшей мере в деревнях собрания по-прежнему проводились, да и решение вестготов искать убежище в Римской империи в 376 году было принято после долгих споров – по всей вероятности, на всеобщем собрании влиятельных членов союза. Процедуры улаживания раздоров, описанные в судебниках возникших позднее государств – преемников Римской империи, также указывают на то, что собрания проводились регулярно и были необходимы для разрешения правовых конфликтов. Учитывая все это, я бы предположил, что традиция проведения собраний не прерывалась и в племенных союзах IV века и они являлись сдерживающим фактором судебной власти царей[83]
.Нет доказательств и тому, что германские цари могли развернуть в обществе не требующую ни оправдания, ни подтверждения идеологию, в соответствии с которой они могли бы получить почти неограниченную власть. К примеру, иногда выдвигались предположения, что они наделяли себя сакральным значением, выделяя отдельные кланы, представляя их избранными богами, и все это затрудняло сопротивление их притязаниям. Но прямых доказательств тому почти нет. Ни одно из трех основных слов в германских языках, обозначающих «правителя», не имеет религиозных или культовых коннотаций. Они все, как мы уже видели, сугубо практичны: «предводитель народа», «предводитель войска», «предводитель союза». Германские цари, вне всякого сомнения, прибегали к концепции божественного благоволения – таковое обозначалось словом heilag и его производными в соответствующих ответвлениях германского языка, – однако она появилась позднее и закреплялась с годами. Если правитель выигрывал сражения и получал власть, значит, он наделен благословением богов (heilag). Однако ничто не говорит о том, что власть автоматически передавалась любому, кто объявлял себя «божественным», или мешала кому-то другому подняться на ту же ступень и бросить вызов уже имеющемуся правителю – что нередко приводило к разрушительным последствиям, как утверждают письменные источники. И если узурпатору повезло, значит, он доказал, что теперь благословен
Есть лишь один пример того, что исключительности и избранности династии придавалось большое значение, так как ее представители якобы были наделены властью свыше. Такого рода пропаганда умело разворачивалась в начале VI века в Италии при дворе Теодориха, предводителя остготов из династии Амалов. Он был правителем одного из первых государств – наследников Западной Римской империи. Объяснения тому, почему эта династия считалась священной, предложены в «Вариях» Кассиодора и нашли косвенное отражение в «Гетике» Иордана. Однако, если сопоставить эти притязания с настоящей историей династии Амалов, результаты будут весьма поучительны. Эта династия смогла получить немалую власть над готами только за поколение до самого Теодориха или около того (мы рассмотрим этот вопрос подробнее в главе 5), и, когда после его смерти не обнаружилось подходящих наследников мужского пола, от династии быстро избавились. Теодорих доказал, что он heilag благодаря серии блистательных завоеваний, и не в последнюю очередь самой Италии, однако этого было недостаточно для того, чтобы уберечь династию от крайне некомпетентных наследников. Все, что говорилось о роде Амал в тот период, когда Теодорих пытался закрепить власть за своим наследником, которым был его на тот момент несовершеннолетний внук[84]
, являлось на самом деле обычной пропагандой.