Первыми жертвами вторжения гуннов стали Вормс, Майнц, Трир, Страсбург (Аргенторат), Шпейер (Новиомаг), Безансон (Безонтион) и Мец. Следующими должны были оказаться Лютеция (Париж) и Аурелианум (Орлеан), но в силу загадочных обстоятельств этого не произошло. Вот как описывал эти события русский историк XIX века Д. И. Иловайский: «Народные предания Галлии рассказывают о разных чудесах, совершавшихся во время этого нашествия. Например, Париж был спасен молитвами простой девушки Женевьевы. Жители готовились уже его покинуть, но гунны повернули от города, Аттила прошел дальше к берегам Луары и осадил Орлеан. Епископ орлеанский (святой Аньян) поддерживал мужество горожан надеждой на Божью помощь. Наконец осажденные доведены были до крайности: уже предместья заняты врагом, а стены города тряслись под ударами таранов. Те, кто не мог носить оружие, усердно молились в храмах. Епископ дважды посылал уже на башню дозорных; два раза посланные возвратились, ничего не увидав. На третий раз они объявили, что на краю горизонта показалось облако пыли. «Это Божья помощь!» — воскликнул епископ. Действительно, то был римский полководец и наместник Галлии Аэций, который, кроме римских легионов, вел с собой союзников — вестготов и франков».
Так гласят легенды. На самом же деле Аттила просто не дошел до Парижа, повернув по дороге на Орлеан. Он осадил этот город, но взять его не смог вследствие отсутствия поддержки в тылу и прихода сил римского полководца и наместника Галлии Аэция. Надо сказать, что тот, благодаря проявленному им большому дипломатическому искусству, сумел быстро создать в противовес гуннскому союзу союз проримский, в который, кроме римских легионеров, вошли вестготы во главе со своим королем Теодорихом, алеманы, бургунды, сарматы, саксы, аморианцы, часть франков и аланов. Аттила, посчитав для себя неблагоприятным расклад сил и то, что лесистая местность у крепостных стен Орлеана не позволяла развернуться его коннице, вынужден был снять осаду с города и отойти к Шалону-сюр-Марн (Шалону-на-Марне), на Каталаунские поля [29]
. Римско-германское войско отправилось вслед за ним.Подойдя к Каталаунским полям, воины Аэция по обыкновению устроили укрепленный лагерь из бревен, защищенный рвом и стеной. Аттила же просто велел построить свои кибитки в виде круга, а внутри его раскинуть палатки. Его воины не привыкли строить укрепления или рыть окопы.
Перед битвой царь гуннов обратился к придворным прорицателям за предсказанием ее исхода. Те, по словам Иордана, долго всматривались то во внутренности жертвенных животных, то в какие-то жилки на обскобленных костях и, наконец, объявили, что гуннам грозит опасность. Единственным утешением для Аттилы могло служить лишь то, что один из верховных вождей противника должен был пасть в этой битве.
Царь гуннов выбрал для боя равнину, что давало его коннице простор для маневра. Свои войска он вывел лишь в третьем часу пополудни, расположив их следующим образом: на левом фланге находились готы во главе со своим вождем Валамиром, на правом — король Ардарик с гепидами и представителями других народов. Сам же Аттила с гуннами расположился в центре. Он, видимо, планировал первым наброситься на римлян. Аэций же, напротив, возглавил левый фланг своего войска, на правый поставил короля Теодориха с вестготами, чтобы двумя этими крыльями отсечь противника от его флангов.
Перед началом сражения Аттила постарался вдохновить своих воинов речью. Если верить готскому преданию, приведенному Иорданом, то в ней говорилось: «Нападем смело на неприятеля, кто храбрее, тот всегда нападает. Смотрите с презрением на эту массу разнообразных народов, ни в чем не согласных между собою, кто при защите себя рассчитывает на чужую помощь, тот обличает собственную слабость перед всем светом… Итак, возвысьте свою храбрость и раздуйте свой обычный пыл. Покажите, как следует, гуннам свое мужество… Я бросаю первый дротик в неприятеля, если кто-либо может остаться спокойным в то время, когда бьется Аттила, тот уже погиб». Как видим, царь гуннов был силен в красноречии, и его призывы всегда достигали цели. Поэтому и на этот раз воодушевленные его словами воины со свирепой отчаянностью бросились в бой.