Великие женщины Киевской Руси. Книги 1-5

Князь Владимир вернулся в Киев после долгого похода с чувством гордости победителя. Гонцы уже давно известили горожан о его возвращении, и тысячи киевлян вышли на улицы и площади города, запрудили их. Увидев толпы радостных и возбужденных подданных, князь повелел выставлять пиво, брагу, вино, угощения - все в честь удачного похода. Сам Владимир был уже хмелен от военных успехов. Бояре, именитые мужи города встречали князя с такими почестями, что у него кружилась голова. Жрец Драгомил утверждал, что все победы добыты доблестью князя и благодаря покровительству Перуна. Драгомил потребовал от князя воли принести жертвоприношения и был настойчив.

- Отдай Перуну неугодных тебе. Да восславим бога войны, да почтим память павших на поле брани, - добивался своего Драгомил.

Хмель от оказанных почестей окончательно затуманил голову молодому князю, и он сделался уступчив. Когда в гриднице собрались на совет бояре, княжьи мужи, воеводы, городские старцы и жрецы, Драгомил потребовал по обычаю отцов приношения человеческих душ. Совет принял и поддержал это требование, и князь Владимир уступил. Стали гадать, чьей кровью обагрить алтари идолов. Кто-то предложил положить на жертвенные камни невольников из страны ятвагов, но возразил воевода Посвист. Высокий, костлявый, с рыжей бородой, он возвышался над всеми.

- Не будем нарушать обычай отцов,- начал он. - Как прежде, пустим две, стрелы, и на чей двор они упадут, там и возьмем отрока и отроковицу.

- А справедливо ли сие? Вдруг стрела упадет на двор почтенного человека? - спросил воевода Малк.

- Знать, судьба ему идти на жертвенник, - стоял на своём Посвист. - Я ведь пошлю стрелу с завязанными глазами да покручусь.

Но городские старцы все-таки усмотрели в совете воеводы Посвиста поспешность в ущерб обычаям.

- Ты, Посвист, не в трубу свистишь, - возразил жрец Драгомил. - Нашему Перуну не такая жертва угодна. Он ждет ту, коя по своей воле взойдет на жертвенный алтарь. Мало ли у нас отроков и отроковиц, жаждущих послужить Перуну. Крикнем же их.

Но Драгомил ошибся. Как помчали с княжеского двора глашатаи по Киеву, так услышали в ответ стоны и рыдания, увидели слезы и страх людской. Не нашлось в Киеве жаждущих взойти на алтарь Перуна. Исчезли в стольном граде люди, готовые к самопожертвованию в угоду идолам с той поры, как великая княгиня Ольга запретила этот обычай.

Тогда жрецы постановили бросить жребий. В заложники слепого случая были записаны христианин Варяжко и его невеста - тоже христианской веры.

В другое время, когда они были язычниками, Варяжко и его невеста согласились-примирились бы с печальной участью по воле жребия. Теперь же, когда они приняли христианство, где нет обычаев орошать кровью невинных жертв алтарь Господа Бога, они отрицали жертвоприношение как зло против человека и воспротивились решению жрецов, навеянному злым умыслом. Оповестивший их жрец ушел ни с чем.

Когда на подворье Варяжко пришла ватага стражников и жрецов, чтобы силой увести Варяжко и его невесту, он взялся за оружие и прогнал посыльных, а вслед им крикнул:

- Скажите жрецу Драгомилу, что мы не признаем его идолов.

Посланцы тоже вернулись ни с чем, а старший из них сказал Драгомилу:

- Там Перуна-батюшку поганят и нас оружием прогнали.

На теремном дворе все загудело, забурлило от гнева: «Кто посмел вознести поганое слово на защитника русичей, на всемогущего Перуна!» Кто-то подлил масла в огонь: «А те, кто взял себе в боги иудейского сына Христа!» И понеслось: «На алтарь отступников!», «Достать их немедля!» На дворе бушевали не только страсти - началось дело. Старцы и вельможи, жрецы и воеводы - все покинули теремной двор и направились в город. И прочий народ мешкать не стал: всем захотелось поглумиться над христианами. Язычники Киева знали, какому богу поклоняются христиане. Многие из них с опаской для себя, заглядывали в храмы православных, видели там доски с нарисованными на них ликами богов. Смеялись в душе: можно ли сравнить эти намалеванные лики с их могучим златоусым Перуном, с их круглоголовым Белесом?! «Где те хулители нашей веры?» - кричали горожане, заполонив улицы. «Взять их за поганые слова! Достать! Достать!» - неистово галдела толпа.

Бурля, как Днепр на порогах, народ влился в те улицы, где жили христиане. Вскоре несколько сотен язычников появились близ церкви Святого Ильи и сотни две таких же яростных идолопоклонников миновали пепелище церкви Пресвятой Девы Марии, придвинулись к дому Варяжко, осадили его и закричали:

- Эй, старый Варяг, отдай по-доброму сына и невестку, не то дом в овраг сдвинем! Слышишь, поторопись! Фёдор Варяжко, отец Глеба Варяжко, крепкий муж с седой бородой, появился в воротах двора. В руках он держал копье.

- Эй вы, богохульники, лучше уходите! Убью, кто двинется к дому! Зачем хотите отнять у меня сына? Зачем вам юная дева? Зачем, безумствуя, кланяетесь дереву, губите на его алтаре живые души?! Молитесь истинному Богу, творцу земли и человека. Я тоже был язычником. Теперь обрел Бога Человеколюбца и с ужасом увидел, в каком заблуждении жил…