Великие женщины великих мужчин

В какой-то степени представляется похвальным стремление этой женщины быть вровень с мужем, быть горделивой, самостоятельной и самодостаточной личностью. Но это стремление скорее показное, оно абсолютно ничем не подкреплено, кроме непомерных амбиций — женской формы честолюбия. Она не нашла в себе сил выйти за пределы зоны комфорта, которую ей, как великовозрастному и беспомощному птенцу, устроил супруг. Было бы несправедливым сказать даже такое: «Эта женщина себя искала, но ей чего-то не хватило». Она только говорила, что себя ищет, она подписала протокол о намерениях, огласила желание, но не двинулась дальше этого. И ее семейный опыт показал, что это хуже, чем вовсе не искать ничего. Противопоставляя себя сосредоточенному на творческой работе мужу, она не могла не вызывать раздражения своей псевдотворческой бравадой. Следствием этого стал уход мужчины к очень земной, невзыскательной, более живой и осязаемой женщине.

Негативный опыт семейного строительства Евгении Лурье примечателен срабатыванием одного из важнейших принципов отношений в паре — сбалансированности. Попытка Евгении предстать существом духовным, отбросив на задний план эмоциональную связь, энергетический обмен с партнером, привела ее к краху. Вообще же, творческое начало у женщины само по себе не может замещать жизненную практичность, оно способно лишь ее дополнять, если только женщина собирается сохранить семью. Один из двоих должен брать на себя решение насущных задач, и если никто в паре не готов к такой ответственности, союз неминуемо разрушается и умирает. Длительность этого умирания зависит от индивидуальных особенностей участников семейного строительства.

Но что же Зинаида Нейгауз? Очень приземленное существо, весьма аппетитное и сексуально выраженное на момент встречи. О последующем крушении отношений писателя с нею со свойственной ей легкостью выдавать сразу весь пакет очевидного сообщает Тамара Катаева: «Зинаиду Николаевну он [Пастернак] душой оставил после того, как она оставила его телом…». Однако попробуем неспешно проследить за развитием событий.

Выбор второй жены осуществлялся нашим героем как бы в качестве контрудара, компенсации отсутствующих элементов. Этот выбор предполагал решить преимущественно те проблемы, что возникли в первом браке: непрактичность жены, ее физическая для него непривлекательность и отсутствие страсти. Рискну предположить, что советский нобелевский лауреат никого не любил, кроме самого себя, от назойливых окружающих и от общественного мнения откупался деньгами, и эгоизм его заметно превосходил норму, необходимую для активного творчества. Даже сына своего он предпочитал наблюдать издалека. Конечно, он не был со своими близкими таким бездушным эгоцентристом, как Карл Маркс или Пабло Пикассо, но мягкая, порой эмоциональная заботливость писателя, призванная подменить любовь, не компенсировала суровости поступков. Такому холодному в своей монументальности королю нужна скорее помощница-прислужница — робкая, смиренная, жертвенная. С такими качествами души, как у Анны Сниткиной-Достоевской. Умеющей все обустраивать, но не теряющей себя.

Зинаида Нейгауз такой не была. В противовес безвольной и высокомерной Евгении Лурье она не смогла полюбить в себе личность, не научилась быть другом, с которым можно общаться как с равноценным партнером. И потому, когда страсть естественным образом (как у всех на свете) угасла, перейти на новый уровень отношений она оказалась неспособной. Зато, убивая себя тяжелой работой, она подавляла в себе женственное, женское.

Многое может прояснить один нетривиальный вопрос: почему Зинаида так легко разрушила прежнюю семью? Она имела любящего мужа — знаменитого пианиста, двух рожденных от него мальчиков, у нее с Генрихом Нейгаузом было общее поле деятельности

— музыка, на котором она могла себя ощущать оцененной, почти равной, почти самодостаточной. Муж ее, мягкий, нежный, увлеченный работой человек, не давал ей повода усомниться в верности. Может быть, подверженная чувствам, атакованная безумным обстрелом страсти другого мужчины, она просто поддалась и поплыла по течению жизни? Щелчок — и сработало запрограммированное в ней взрывное устройство, нарушившее баланс между допустимым уровнем увлечения и безопасностью? Возможно, она надеялась на то, что предложенная Пастернаком любовь-увлечение, сугубо физического толка, окажется мимолетным вихрем, который покружит-покружит и отпустит ее на прежнюю орбиту. Уступила моменту, поддалась мимолетному напору ощущений и… погибла, как мотылек, который слишком близко подлетел к огню. Проявила неслыханное легкомыслие, безволие, поставила телесное выше духа, выше великого женского. Потому и результат вышел плачевный.