Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Контракт с Растрелли-старшим, вероятно, был секретом полишинеля. О даровании Франческо Бартоломео ближайшее окружение императрицы знало достаточно хорошо. Не случайно некоронованный властитель России Эрнст Иоганн Бирон поручил строить свои дворцы в Курляндии еще не принятому на государственную службу, казалось бы, безвестному Растрелли-младшему. Но об этом дальше.

VI

Каким он был, Зимний дом императрицы Анны в Московском Кремле, узнали совсем недавно. Только в 1968 году О. С. Евангулова обнаружила в Центральном государственном архиве древних актов (Москва) подробное описание дворца, составленное в 1736 году.

Судя по описи, деревянный дворец состоял из двух строений — основного корпуса, где размещались жилые покои, и огромного тронного зала, приставленного к дворцу со стороны двора.

Теперь не разобраться, почему зодчий избрал такую композицию: то ли из-за недостатка свободного пространства в Кремле, то ли по желанию заказчицы, а может, по недостаточному еще умению «связать» в единое целое одноэтажное здание с высоким объемом двусветного зала. Впрочем, такая композиция сближала Зимний дом с расположенными рядом старинными царскими хоромами. Императрице могло это нравиться.

От старорусской архитектуры, а вернее от древних церквей, позаимствовал Франческо Бартоломео еще один прием — хоры. Сделал он их над входом в тронный зал. Открытые и просторные, они свободно вмещали многолюдный оркестр роговой музыки.

Отделку зала и дворцовых покоев исполнили уже на западный манер. Бревенчатые стены обтянули холстом, расписанным под мрамор. Вдоль стен зала и парадных покоев установили позолоченные и посеребренные деревянные статуи на точеных постаментах — «столбах». Особой роскошью выделили спальню Анны Иоанновны. Стены обшили ореховыми панелями, дубовый паркет уложили в затейливом узоре, над каминами и дверьми повисли гирлянды золоченых резных «фруктов». А на холсте, затянувшем потолок, гасконец Каравак написал плафон, «красиво раскрашенный и с хорошенькими фигурками».

Эти попытки сокрыть с помощью нарядного убранства подлинную природу материала свидетельствуют о новых требованиях к дворцовому интерьеру. До этого стены и потолки, как это было и в XVII столетии, обычно затягивали яркими одноцветными и узорными тканями, не стремясь подражать другим материалам. Роспись под мрамор — новация, рожденная требованиями богатства и пышности — главных признаков красоты.

Фантазия зодчего и рукодельные хитрости, исполненные по замыслам Растрелли, превращают деревянный дом в сверкающую игрушку.

Примечательная деталь: почти во всех документах о строительстве зимнего Анненгофа вместо фамилии зодчего писано «мастер». Что это — нежелание уточнять имя подлинного автора или старое живучее отношение к зодчему как к безропотному слепому исполнителю пожеланий заказчика? Через несколько лет, при строительстве петербургских дворцов, уже всюду пишется только фамилия архитектора.

Дворец новый, а разместились в нем по старинке. Как привыкли еще в Курляндии. Рядом со спальней императрицы, через три небольших покоя, спальня любимца — обер-камергера Эрнста Иоганна фон Бирона. Следующая комната — спальня Бироновых детей, ликом походивших на императрицу. Тут же во дворе выделили уютные апартаменты и другому любимцу — графу Рейнгольду Густаву Левенвольде.

В новом дворце веселились. Наверстывали упущенное за двадцать лет. Впрочем, курляндская нищета не разбудила воображения. Веселье сводилось к излюбленной нежной буженине, токайскому, картам и танцам. А для утверждения богатства империи велено было на каждое празднество являться в новом платье на иноземный манер. Пример подавали сама императрица и ее немцы. Подражать им стало обязанностью. Страх перед возможным недовольством правительницы приобщал к западной моде быстрее указов и дубинки царя Петра.

О начавшемся изменении нравов в России полстолетия спустя образно поведал историк князь М. Щербатов: