Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

«Великолепие, введенное у двора, понудило вельмож, а подражая им, и других умножить свое великолепие. Оно уже в платьях, столах и других украшениях начинало из меры выходить; так что самою императрицею Анною примечено было излишнее великолепие и изданным указом запрещено было ношение золота и серебра на платье, а токмо позволено было старое доносить, которые платья и были запечатаваны. Но тщетное приказание, когда сам двор, а паче тогда по причине сыновей герцога Курляндского, людей молодых, в сей роскошь впал. Не токмо сей роскошь виден был на торжественных одеяниях придворных и других чинов людей, но даже мундиры гвардии офицеров оный ощущал, а паче мундиры конной гвардии, которые тогда были синие с красными обшлагами, выкладенные петлями и по швам широким золотым галуном. Многие из знатных людей стали иметь открытые столы, яко фельдмаршал граф Миних, вице-канцлер граф Остерман, хотя, впрочем, весьма умеренно жил; Гаврило Иванович Головкин, генерал-адмирал граф Николай Федорович Головин и другие. Число разных вин уже умножилось, и прежде незнаемыя шампанское, бургонское и капское стали привозиться и употребляться на столы. Уже вместо сделанных из простого дерева мебелей стали не иные употребляться как англинские, сделанные из красного дерева мегагене, дома увеличились и вместо малого числа комнат уже по множеству стали иметь, яко свидетельствуют сие того времени построенныя здания; зачали дома сии обивать штофными и другими обоями, почитая неблагопристойным иметь комнату без обой; зеркал, которых сперва весьма мало было, уже во все комнаты и большия стали употреблять. Екипажи тоже великолепие восчувствовали: богатыя, позлащенные кареты, с точеными стеклами, обитыя бархатом, с золотыми и серебряными бахрамами; лучшия и дорогие лошади, богатые, тяжелые и позлащенные и посеребренные шпоры, с кутасами шелковыми и с золотом или серебром; также богатыя ливреи стали употребляться…

Всякой роскошь приключает удовольствие и некоторое спокойствие, а потому и приемлется всеми с охотою, и по мере приятности своей распространяется. А от сего, от великих принимая малые, повсюдова он начал являться; вельможи, проживаясь, привязывались более ко двору, яко ко источнику милостей, а нижние к вельможам для той же причины. Исчезла твердость, справедливость, благородство, умеренность, родство, дружба, приятство, привязанность к Божию и к гражданскому закону и любовь к отечеству; а места сии начинали занимать презрение божественных и человеческих должностей, зависть, честолюбие, сребролюбие, пышность, уклонность, раболепность и лесть, чем каждый мнил свое состояние сделать и удовольствовать свои хотения».

За повседневным весельем пыталась императрица тщательно укрыть давящий страх. Не могла забыть желания некоторых ограничить ее власть. Чудились повсюду тайные сговоры и замысленные покушения. Чтобы упредить возможные злодейства, Анна Иоанновна учредила Канцелярию тайных розыскных дел с пытошными застенками. Во главе поставила молчаливого, богомольного, маленького росточком генерала Андрея Ивановича Ушакова. Открытие застенков оправдала указом о воцарившемся в стране благополучии: «…всем известно, какие мы имеем неусыпные труды о всяком благополучии и пользе, что всякому видеть и чувствовать возможно, за что по совести всяк добрый и верный подданный наш должен благодарение Богу воздавать, а нам верным и благодарным быть!»

Указ страха не уменьшил. По совету верных курляндцев императрица создала новую гвардию — Измайловский полк из двух тысяч мелкопоместных дворян. Дворец в Кремле опоясали кованой решеткой и возвели специальную караульню — шесть палат, а «подле оных палат вымощено досками, где стоят солдаты во фрунте и пушки становятца». И эта мера не принесла успокоения.

Решено было создать новую блистательную резиденцию в стороне от Кремля, от центра Москвы с усадьбами старой родовой знати. Выбрали Лефортово, поближе к Немецкой слободе. Там, где некогда мечтал увидеть свой дворец царственный дядюшка, Петр Алексеевич. Растрелли получил повеление — сделать проект нового Анненгофа.

Никакие достижения науки пока не в состоянии раскрыть секреты художественного творчества, определить его начальный и важнейший момент — зарождение замысла. Возможны предположения, домыслы на основании сходных ситуаций. Порой эти предположения кажутся близкими к истине, если вообще эту истину удается установить. Порой так и остаются домыслом с той или иной мерой убедительности. Поэтому не будем задавать вопрос: как и где искал Франческо Бартоломео Растрелли прообраз будущего дворца.

Известно, что императрица не любила утруждать себя различными бумагами. Доступнее, понятнее увидеть будущую резиденцию в натуральном, пусть в уменьшенном, игрушечном виде. Венценосный дядюшка Петр Алексеевич тоже заказывал модель Стрельнинского дворца. И она, Анна Иоанновна, должна следовать его примеру.

Модель была «опробована», и 19 января 1731 года последовало высочайшее повеление «построить… в самой скорости новый Анненгоф в Лефортове».