Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Большая гостиная. Расположена в самом центре дворца. Семь окон ее глядят в парк. На противоположной стене — дверь, которая ведет на галерею вокруг лестницы. Две пары колонн делят гостиную на три части. Белые, искусственного мрамора стены. На стенах живописные изображения: «Прощание Гектора с Андромахой», «Одиссей и Пенелопа», «Парис и Елена Прекрасная», «Ахиллес при дворе Ликодема». Античными фигурами, купидонами, арабесками ярко расписан потолок. Капители колонн и фриз позолочены. Три камина белого мрамора. Над ними — зеркала. Мебель вызолоченная, обитая голубым штофом с золотым узором…

Император внимательно и с интересом рассматривает тонко вырисованные бронзовые часы на каминах, вазы из мрамора и цветных сибирских камней, золоченые канделябры и торшеры с рельефными украшениями в виде воинских трофеев и лавровых венков, разнообразные стулья, кресла и огромные диваны, чьи размеры определены не пропорциями человека, а масштабами помещений, где им надлежит стоять.

Император задерживает свой взгляд на рисунке спальни будущей великой княгини — розовой в сочетании с голубым, на комнате камер-фрау — розовой с серебряной отделкой, на ванной комнате, где две голубые вазы четко выделяются на фоне оранжевых стен…

— Я доволен вами, господин Росси. Ваша большая удача.

— Благодарю вас, ваше величество. Опыт работы в Аничковом дворце и во дворце императрицы-матери на Елагином острове позволил мне…

— Мне нравится, что здесь вы постарались больше, чем при отделке Аничкова дворца. Надеюсь, что смета не будет превышена…

— Ни на один рубль, ваше величество.

— Я очень доволен вами…

Следует только распределить заказы и точно наметить, кто что будет исполнять, кто за что отвечать. Лепные работы, конечно, Василий Иванович Демут-Малиновский и Степан Степанович Пименов. Лучшего мастера по искусственным мраморам, чем Яков Щенников, в России не найти, хоть и числится он крепостным ярославского помещика Энгельгардта, Плафоны распишет Д.-Б. Скотти, стены некоторых залов — А. Виги. Их росписи на псевдогреческий манер, или, как говорят, «а ля антик», хорошо известны и нравятся при дворе. Всю резьбу по дереву исполнит Федор Степанов с помощниками. Столярные работы следует поручить опытному Василию Бобкову, паркеты сделает Степан Тарасов, у которого золотые руки. С некоторыми из них Росси начинал работу еще в Аничковом дворце и со всеми трудился над убранством Елагина дворца. На этих людей можно положиться. С каждым из них подписан договор, где четко оговорено, что они исполнят свою работу, «как главный архитектор укажет».

И вдруг нежданная помеха. Протестует управляющий Кабинетом граф Гурьев. Недавний покровитель зодчего направляет Карлу Ивановичу сердитое письмо: «В украшении сего дворца (то есть Михайловского. — Ю. О.) должно сближаться с тем, в какой степени оное произведение было во дворце великого князя Николая Павловича, а живопись потребно сделать пристойную, но без такого великолепия, какого нет даже в комнатах Государя Императора».

Неужто лукавый царедворец прознал, что наследником престола, пока негласно, но уже объявлен Николай Павлович? А может еще только догадывается? В январе 1822 года Константин письменно просил освободить его от будущего наследования российского трона. Причина: морганатический брак. Еще в марте 1819 года он расторг союз с великой княгиней Анной Федоровной и женился на польке Иоанне Грудзинской, получившей титул княгини Лович, приведя тем самым в растерянность всех своих родных. Об этом Гурьев знал и наверняка мог сделать далеко идущие выводы.

Карла Ивановича подобные дворцовые тайны не волнуют. Не думая о возможных последствиях, отвечает графу с обычной своей прямотой: принять указания управляющего Кабинетом, к сожалению, не может, ибо сам император в личной аудиенции, «рассмотрев представленные… рисунки, сметы и планы, выразил желание, чтобы отделка дворца была богаче и великолепнее той, которая во дворце великого князя Николая Павловича».

Записка Росси косвенно, опосредованно позволяет понять отношение императора к брату: уже окончательно решив назначить его своим преемником, Александр вместе с тем не упускает возможности уязвить самолюбие Николая, подчеркнув свою любовь к Михаилу.