Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Сопровождать ее доверено третьему брату Тарасову — Ивану. Он же повез с собой образчики росписей Д.-Б. Скотти и А. Виги. Так истинный российский мастеровой человек задолго до вымышленного Левши оказался на беретах Темзы. Ивана приняли в Сент-Джеймском дворце и торжественно наградили «золотой медалью на голубой ленте». Но, увы, облегчения в жизни эта медаль семейству Тарасовых не принесла…

К сожалению, в своем первозданном виде дворец до наших дней не дожил. В 80-х годах позапрошлого столетия потомки Михаила Павловича продали здание казне, а в 1894 году его отдали для создаваемого Музея русского искусства (ныне — Государственный Русский музей). Вот тогда-то архитектор В. Свиньин и нанес великому творению Карла Росси непоправимый ущерб. С одобрения Академии он позволил себе выступить «соревнователем» великого зодчего. Для этого Свиньин первым делом снес конюшни, правое (если смотреть со стороны площади) крыло дворца, манеж, напоминавший античный храм, а на их месте воздвиг тяжелое, разлапистое здание нового музейного корпуса (в нем теперь размещается Музей этнографии). Затем столь же ревностно стал переделывать, перекраивать залы и комнаты дворца. И только какое-то чудо спасло парадную лестницу и Среднюю гостиную, прозванную теперь Белым залом. Это своеобразный мемориальный музей Карла Росси. Здесь собрана уцелевшая мебель, декоративные украшения, здесь же — портрет зодчего, выполненный с натуры живописцем Б. Митуаром, и акварель К. Беггрова с видом прославленного дворца вскоре после окончания его строительства…

В 1828 году в «Невском альманахе» было опубликовано стихотворение Пушкина «Возрождение». Поэт будто предвидел печальную судьбу творения своего старшего современника:

Художник-варвар кистью сонной
Картину гения чернит
И свой рисунок беззаконный
Над ней бессмысленно чертит.
Но краски чуждые, с летами,
Спадают ветхой чешуей;
Созданье гения пред нами
Выходит с прежней красотой…

Можно предположить, что архитектор прочитал эти стихи. Слава Пушкина гремела в Петербурге. И каждое его новое произведение вызывало общий интерес. На фронтисписе «Невского альманаха» был напечатан портрет владелицы дворца — великой княгини Елены Павловны работы равера И. Ческого. Своей начитанностью и острым умом Елена Павловна сумела покорить прославленных писателей, художников, музыкантов. Ее вечера с удовольствием посещали братья Михаил и Матвей Вильегорские, Петр Вяземский, Василий Жуковский, Александр Пушкин и многие другие. Не исключено, что Карл Иванович также испытывал к ней уважение и симпатию и посему мог купить этот выпуск альманаха.

IV

Год 1824-й навечно останется в памяти Санкт-Петербурга. Той осенью разъяренная Нева, вырвавшись из гранитных оков, попыталась разрушить ненавистный город, ограничивший ее свободу. Страшные наводнения бывали и прежде: накануне смерти основателя города Петра I — в 1724-м, в год смерти А. Меншикова, ближайшего сподвижника царя-реформатора, — в 1729-м. Огромными разрушениями отметила Нева рождение будущего императора Александра I — в 1777-м. Но только наводнение 1824-го нашло свое гениальное отражение в литературе, а следовательно, и в памяти народной.

«Поэмой о петербургском потопе» назвали современники «Медный всадник» Пушкина. А чуть позже людская молва постарается связать в единый узел великую поэму, буйство Невы и трагедию, случившуюся у памятника царю Петру в декабре 1825-го.

Ф. Вигель запишет в своих воспоминаниях: «Я провел большую часть жизни в Петербурге и с сокрушенным сердцем узнал о его потоплении. Не знаю отчего, но тогда же сие событие показалось мне предвестником других, еще несчастнейших». Это отождествление двух историй и обращенная в будущее поэма А. Пушкина слились воедино и навсегда остались в памяти потомков.

Карл Иванович Росси — современник и свидетель событий.

Уже 6 ноября день выдался дождливым и ветреным. Нева беспокоилась, будто пробуя свою силу. На углах адмиралтейской башни вывесили, как положено, красные флаги и сигнальные фонари — предупреждение о возможной опасности. Однако на следующее утро, едва лишь рассвело, любопытные поспешили к набережным любоваться буйным кипением волн.

После восьми утра огромный водяной вал, окутанный туманом брызг, рухнул с моря на острова и помчался дальше, смывая все на своем пути.

В начале двенадцатого вырвалась на свободу вода из всех речушек и каналов города. На Невском волны заплескали у Троицкой улицы (теперь Рубинштейна). Прохожие, застигнутые врасплох, полезли в окна домов, стали взбираться на деревья и фонарные столбы. А взбесившаяся Нева выламывала гранитные блоки набережных, сдвигала каменные плиты пристаней. Сорванные с якорей баржи носились по площадям и проспектам, довершая разрушительную работу.