Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Карла Росси, конечно, назначили членом «Печальной комиссии», а 5 декабря за усердие в трудах комиссии наградили бриллиантовым перстнем в 2000 рублей. Но самый дорогой подарок не мог заменить утраты явной доброжелательницы.

Историки отмечали, что «судьба отца отменно занимала Николая Павловича во всю его жизнь», а вот бабушка уважением не пользовалась. Не случайно, едва став императором, он повелел убрать из дворца все портреты Екатерины II. Казалось бы, при таком интересе государь должен любить и доверять людям, стоявшим близко к его отцу. Но император любил только себя, а доверял тем немногим, кто быстро угадывал его желания и, главное, потакал им. Зодчий к этим счастливцам не принадлежал.

Заметим, что Николай Павлович вступил на престол, не обладая навыками государственного правления. Покойный Александр, избрав его своим преемником, даже не посчитал возможным назначить брата членом Государственного совета. Николай продолжал скромно служить начальником дивизии в чине генерал-майора. «Все мое знакомство со светом, — напишет Николай позже в мемуарах, где под „светом“ следует понимать высших чинов государства, — ограничивалось ежедневным ожиданием в передних или секретарской комнате, где, подобно бирже, собирались ежедневно в десять часов все… имевшие доступ к государю…» Именно в секретарских комнатах будущий правитель России постигал секреты верховной власти. Так лакей, желая перенять манеры и жесты барина, пристально наблюдает за ним.

Достигнув власти, Николай почувствовал себя хозяином земли в самом прямом смысле. Хозяином рачительным, строгим и справедливым, знающим любое дело лучше всех. Только этой особенностью нового российского правителя можно объяснить его странное отношение к зодчему Росси. Сначала, например, дает в 1827 году архитектору 12 тысяч в долг на четыре года и тут же отстраняет его от работы в Зимнем дворце. Император милостив, но не терпит промедлений и потому суров.

Впрочем, проследим взаимоотношения заказчика и мастера на протяжении нескольких лет. При восшествии Николая на престол архитектор занят созданием правильной площади перед дворцом. Работы начаты еще при покойном Александре, и новый государь ничего не меняет в планах. Когда строительство Главного штаба и зданий министерств близится к завершению, наступает момент, чтобы подумать о судьбе восточной стороны площади. Еще в конце прошлого столетия В. Бренна соорудил там экзерциргауз. Неказистое строение портит новый ансамбль. Естественно, что его перестройку или возведение на этом месте нового здания следует поручить автору всего ансамбля — Карлу Росси. Однако государь решает иначе; объявляет конкурс проектов. Новое строение, по его замьслу, должно объединить манеж и театр, который еще недавно размещался в бывшем доме Ланского. Соперничать меж собой предложено О. Монферрану, В. Стасову, К. Тону, А. Брюллову и, конечно, К. Росси. Естественно, что его проект самый интересный: два разных здания объединены общим парадным фасадом с восьмиколонным портиком. Он как бы перекликается с таким же портиком Конногвардейского манежа, а вместе они создают достойное завершение протяженной анфилады центральных площадей.

Увы, удача Карла Ивановича никак не отмечена, а результаты конкурса преданы забвению. Только через десять лет А. Брюллов начнет возводить на этом месте «сухое» и скучное здание Штаба гвардейского корпуса, существующее и поныне. И тут же, всего через несколько месяцев после бессмысленного состязания зодчих, в 1828 году, Николай I утверждает проект Росси на строение Александринского театра, нового корпуса Публичной библиотеки и прилегающих к ним зданий и площадей.

Мечта о создании подобного ансамбля родилась у зодчего еще одиннадцать лет назад и получила тогда одобрение императора Александра. Новый государь как бы подчеркивает свое желание продолжить дела покойного брата. Историки уже давно отметили, что художественная культура лет царствования Николая — продолжение величавой александровской эпохи, порой даже в более либеральных формах (достаточно, к примеру, вспомнить более свободный цензурный устав 1828 года). Впрочем, так будет продолжаться только до 1832 года, когда окончательно сформируется идеология нового царствования. Тогда утвердятся новые вкусы, придут новые архитекторы…

Все это в будущем, а пока Росси поглощен рисованием зданий, которые он мысленно видит вокруг еще не существующего театра. Но разве можно жить спокойно при молодом энергичном хозяине? Нежданно следует новое повеление: перестроить старый дом Сената так, чтобы «…придать сооружению характер, соответствующий огромности площади, на которой он находится». Государь желает начать в Петербурге собственное строительство, достойное его царствования.