Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

На масленицу площадь становилась самым бойким и шумным местом в Петербурге. Почти под окнами царской резиденции заблаговременно возводили горки для катания, сколачивали павильоны, ставили балаганы. С наступлением праздника все оживало, и начиналось столпотворение. Округа наполнялась распевными призывами продавцов сбитня, блинов, бубликов, визгом летящих с гор на санях, скороговоркой опытных зазывал, надрывными звуками многочисленных шарманок. Толпа смеялась, ахала, гудела. К павильонам и балаганам вытягивались очереди желающих поглядеть на женщину с бородой, невиданного великана или «натуральную» русалку. Но завершался праздник, и вновь на площади воцарялся чинный порядок и тишина, нарушаемая только грохотом проносящихся карет.

Тогда снова открывался дальний вид на леса строящегося Исаакиевского собора и на фасад Конногвардейского манежа, напоминающий античный храм. Он торжественно завершал гигантскую анфиладу трех просторных площадей…

Еще только задумывая облик Дворцовой площади, еще только рисуя фасады Главного штаба и Министерства иностранных дел, Карл Иванович предполагал установить в центре ее большой обелиск. Чтобы к нему, как в одну точку, сходились проекции всех углов будущего здания. Чтобы стал обелиск зрительным центром рукотворного пространства. Подобный прием использовал Микеланджело, поставив в центре площади Капитолия античную статую Марка Аврелия. Потом его повторил Бернини, когда окружив колоннадой площадь перед собором Святого Петра, воздвиг в середине ее египетский обелиск. Такой же обелиск, правда деревянный, установил А. Воронихин перед колоннадой Казанского собора. От непогоды обелиск сильно пострадал, и его в конце концов убрали. Именно о таком подчеркнутом центре мечтал Карл Росси. И вдруг установить на площади не обелиск, а колонну в честь победы 1812 года поручено архитектору О. Монферрану… А Росси тем временем велено срочно устроить широкий проход между западным фасадом Зимнего дворца и Адмиралтейством, соорудить пристань на Неве, достойную всего ансамбля…

На рисунках начала 1820-х годов видны на этом месте различные амбары, лачуги, груды камня, штабеля досок. Короче, грязь и мерзость, с точки зрения императора. Теперь велено все убрать, навести порядок, чтобы с Невы открывался вид на главную площадь столицы. Зодчий устраивает широкий гранитный спуск к реке. Он собирается украсить его скульптурами Диоскуров — юношей, сдерживающих горячих скакунов, подобных тем, что уже поставлены у Конногвардейского манежа. А ниже, почти у самой воды, — чугунными львами, копиями тех, что охраняют парадный вход Михайловского дворца. Так будет создана едва приметная, но прочная связь пристани с другими ансамблями города. Одновременно со стороны площади откроется красивый вид на зрительно приблизившиеся Стрелку и Биржу. К сожалению, Диоскуров велено заменить огромными вазами из порфира. Теми, что стоят в Таврическом дворце. Переубедить императора невозможно, Государь считает себя знатоком искусства, охотно судит о достоинствах картин, рисует формы гвардейских полков и успешно играет на барабане.

Перед самой революцией, когда начали строить Дворцовый мост, спуск и пристань разобрали и передвинули вниз по течению. Львов поставили перед восточным павильоном Адмиралтейства, а вазы — перед западным.

Вряд ли столь незначительная для Росси работа могла помешать созданию проекта обелиска. Ведь не стала же она, например, помехой в подготовке проектов Александринского театра и прилегающих зданий, начатой в это же время. Скорее всего, император просто решил изъявить свое недовольство излишней самостоятельностью зодчего. Но вместе с тем Карла Ивановича назначили членом специально созданной комиссии по утверждению проекта Александровского столпа. Так стали именовать Триумфальную колонну после указания Николая; «Лик статуе (ангелу на вершине колонны. — Ю. О.) дать покойного императора Александра I». Все же не могли обойтись без признанного вкуса и таланта Карла Росси.

…В начале лета 1834 года начали готовить все необходимое к подъему и установке гранитной колонны весом в 650 тонн. Возвели посреди площади огромные леса высотой в 32 метра. Наверху укрепили блоки. Внизу сколотинную платформу, по которой подкатили колонну к пьедесталу, и расставили шестьдесят стальных лебедок с вертикальным валом — кабестанов. Подъем назначили на 30 августа.

Из записок Монферрана: «Улицы, ведущие к Дворцовой площади, Адмиралтейству и Сенату, были сплошь запружены публикой, привлеченной новизной столь необычайного зрелища, толпа возросла вскоре до таких пределов, что кони и люди смешались в одно целое. Дома были заполнены до самых крыш. Не осталось свободным ни одного окна, ни одного выступа, так велик был интерес к памятнику. Полукруглое здание Генерального штаба, уподоблявшееся в этот день амфитеатрам древнего Рима, вместило более 10 000 человек…» Ровно час длилась установка колонны. А потом начались торжества.