Строение Главного штаба и Министерства иностранных дел требует огромных средств и многих тысяч работников, которых следует где-то разместить, обеспечить продуктами, уберечь от болезней. Но именно этими вопросами российское правительство утруждать себя не любит. Главное — желание государя увидеть площадь перед дворцом «правильной». И этому желанию подчинены действия всех остальных людей. По сведениям историка А. Башуцкого, сына коменданта города, каждый год в Петербург прибывает пятьдесят тысяч сезонных рабочих. Из их числа набирают строителей, а на смену умершим от голода и эпидемий всегда находятся новые.
Через несколько лет французский путешественник маркиз Астольф де Кюстин заметит: «И сейчас, как и в XVI веке, можно услышать и в Париже, и в России, с каким восторгом говорят русские о всемогуществе царского слова. Оно творит чудеса, и все гордятся ими, забывая, каких жертв эти чудеса стоят. Да, слово царя оживляет камни, но убивает при этом людей!.. И этот триумф, стоивший жизни нескольким тысячам несчастных рабочих, павших жертвой царского нетерпения и царской прихоти, кажется этим жалким людям совсем не дорого оплаченным…»
С утра над площадью повисает облако розовой пыли. От Мойки до Малой Миллионной ломают обывательские дома. Во дворцах Ланского и Брюса рушат перегородки и перекрытия, оставляя наружные стены. Правда, Карл Иванович поручил Ткачеву проследить, чтобы не повредили вестибюли и некоторые залы, украшенные в свое время по рисункам Кваренги. Старик умер два года назад, в 1817-м, и теперь Росси всячески старается сохранить малейшую память о своем наставнике, советчике, друге.
Бывают на свете люди, которые одним своим присутствием заставляют других быть лучше, честнее, талантливее. Таким человеком был Кваренги. Своими знаниями, безупречным вкусом и высоким мастерством он не только влиял на своих современников-зодчих, но и на весь облик александровского Петербурга. Желание Росси уберечь творение предшественника, даже в ущерб собственным замыслам, — явление не такое уж частое среди артистов. Оно свидетельствует о благородстве души Карла Ивановича.
Слышен по всей округе нудный скрип тележных колес. Нескончаемой вереницей тянутся возы, груженные строительным мусором. А ведь еще предстоит ломать дома по берегу Мойки в сторону Невского, копать рвы под фундаменты, возводить корпус Министерства финансов…
Строительство в самом начале, а к зодчему уже напрашиваются в гости: жаждут увидеть чертежи и рисунки будущего архитектурного чуда. И Росси никому не отказывает. Он не из тех, кто боится, что похитят его идеи. Идей достаточно, хватило бы только сил и жизни… Так, прослышав о новом строительстве на площади, приехал к Карлу Ивановичу театральный художник Анжело Тозелли, уроженец Болоньи. Он готовит панораму Петербурга: круговой вид с башни Кунсткамеры, что на Васильевском острове. Подобные склеенные в кольцо изображения городов сейчас в моде. Достаточно газетам оповестить, что открыт показ панорамы Парижа или Вены, как вокруг балагана тут же вытягивается очередь. Тозелли прожил в Петербурге три года и теперь собирается на родину, посему жаждет заработать побольше денег. У него скромная просьба: он хочет увидеть рисунки будущей Дворцовой площади. И Росси ему тоже не отказывает.
Панорама, исполненная итальянцем, дожила до наших дней и хранится в Эрмитаже. Ее даже опубликовали в 1978 году. На втором листе видно здание Главного штаба и арка в строительных лесах. Но в 1820 году, когда панорама была завершена, вместо Главного штаба стояли только стены с пустыми глазницами окон, а к сооружению арки еще не приступали. Тозелли просто перерисовал проект архитектора, а для оживления изобразил подмости вокруг арки. Здание Главного штаба и других военных ведомств завершили лишь в 1823 году. И несколько лет еще продолжали внутреннюю отделку.
В январе 1832 года в Главный штаб неожиданно пришел Пушкин. В конце прошлого года поэт получил высочайшее разрешение работать в архиве для написания истории царствования Петра I. Как отмечает первый биограф Пушкина, «с сокровищами Государственного архива он познакомился под руководством и наблюдением… графа Д. Блудова». Здесь сохранились «акты и бумаги, относящиеся до особенных внутренних дел и важнейших происшествий в империи».
Николай I вскоре после восшествия на престол приказал привести старые архивы в порядок: «…сии сокровища, — замечает поэт, — вынесены были из подвалов, где несколько наводнений навестило их и едва не уничтожило». К ним прибавили хранившиеся отдельно бумаги царя Петра из «Кабинета Его Величества», Собранные вместе документы образовали архив, названный в 1834 году Государственным. Принадлежал он Министерству иностранных дел, а размещался в Главном штабе, в верхнем этаже, в специальном помещении, созданном Росси на месте бывшего театра.