Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Площадь считали центром города. Здесь объявляли государевы указы и казнили преступников. Приходили закупить съестное и узнать последние слухи, посмотреть на иноземные корабли и выпить кружку-другую пива. (Хитроумный купец Лапшин быстренько поставил пивной завод на берегу Выборгской стороны у начала Большой Невки.) Вот почему именно на этой людной и шумной площади, чтобы всякий человек мог увидеть, выбрал царь место для новых домов. Фахверковые здания назвали «образцовыми» и всем велели строить свои палаты по их подобию.

Все же простого убеждения для жителей Петербурга оказалось недостаточно. Требовалось принуждение. И тогда 4 апреля 1714 года последовал строгий государев указ:

«При Санктпитербурхе на Городовом и Адмиралтейском островах, также и везде по Большой Неве и большим протокам деревянного строения не строить, а строить мазанки… А каким манером дома строить брать чертежи от архитектора Трезина…»

Значит, именно Доминико отвечал теперь за внешнее обличье, за пригожесть фахверковых строений. Ведь в предыдущие годы, когда в Петербурге рубили избы, подобных забот у архитектора не было.

Наглядным примером новых обязанностей Трезини после 1711 года служат документы о строении здания Коллегий на Троицкой площади.

В том же апреле 1714 года Петр решил на восточной стороне Троицкой площади поставить большое мазанковое здание для заседаний Сената и пяти Коллегий. Последовал указ: «При Санктпитербурхе на Городовом острову построить шесть канцелярий прусским новым буданктом против чертежа архитектора… Трезина, который он объявил… длиною каждая по 1, поперек по 8 сажен».

Двухэтажное здание общей длиной 140,4 метра и шириной почти 13 метров протянулось с севера на юг. Однако наружное убранство — пилястры, капители, росписи — и внутреннее украшение палат поручили другому человеку — офицеру Матвею Витверу. И Трезини не протестовал. Так было принято.

В России начала XVIII столетия архитектурное искусство еще оставалось неразрывно связанным с практикой строительства. Художественный образ здания рождался не сразу на чертеже и в модели, а складывался постепенно, в ходе самой работы. Сначала, как правило, определяли размеры здания и его план, потом клали фундамент, возводили стены, делали перекрытия. По мере продвижения работы решали, каким быть фасаду; определяли формы и размеры декоративных деталей и окончательно уточняли отделку внутренних помещений. Порой эти задачи решал уже другой архитектор. Так поступали еще в XVII веке.

Будь способности Трезини более яркими, а имя его более известным в Западной Европе, возможно, он сумел бы нарушить эту традицию. Как сумел, например, Франческо Бартоломео Растрелли. Но, увы, способности Доминико Трезини не достигали вершин архитектурного искусства. Имя его мало кто знал в западных странах. Он был всего-навсего честным, трудолюбивым профессионалом. Таких было много. Ему привалило счастье, когда пригласили в Россию. Трезини оказался первым приехавшим, и не было никого рядом для сравнения. Следовало только прочно держаться за место, безупречно выполняя все пожелания деспотичного заказчика. О какой-нибудь ломке устоявшихся правил и взглядов не могло быть и речи.

Не исключено, правда, что, подготовив чертежи и планы Коллегий, он вынужден был срочно исполнять другую работу. Слишком много дел предстояло уладить единственному в ту пору архитектору города. (Прибывший в 1713 году в Петербург зодчий А. Шлютер отвечал только за строение государевых дворцов.)

В том же 1714 году на Адмиралтейской стороне (на месте теперешнего Мраморного дворца) возводят фахверковый двухэтажный Почтовый дом с гостиницей. На западной стороне Троицкой площади — жилые дома для иноземцев — коллежских служителей. Годом раньше Троицкую площадь ограничил с севера большой мазанковый Гостиный двор — двухэтажный квадрат с галереей вокруг. На гравюре А. Ростовцева 1716–1717 годов он внешне очень похож на каменный Гостиный двор, построенный Трезини позже на Васильевском острове.

Основой стен фахверкового дома служил каркас из толстых брусьев — вертикальных, горизонтальных и порой даже диагональных. Квадратные или треугольные ячейки, образованные брусьями, заполняли кирпичом или щитами из сплетенных ветвей. Потом обмазывали с двух сторон глиной и штукатурили. Брусчатый каркас можно было покрасить в темный цвет, а штукатурку побелить. И тогда новый дом смотрелся особенно нарядно. Такие средневековые постройки можно и по сей день еще увидеть в древних городах центральной и северной Европы. Трезини вовсе не стремился изобрести порох. Он просто разумно и своевременно использовал чужой опыт.

Непривычные внешним обликом дома рождали восторженное удивление российских людей. Для иностранцев же, впервые прибывших на берега Невы, они представали привычным знаком устойчивости и постоянства. Но нам сегодня все же трудно представить Петербург с такими вот иноземными строениями, так и не прижившимися в России.