Великий Бенин

Придворные заулыбались, просветлели даже суровые, изрезанные шрамами лица воинов, а женщины поднесли к глазам кружевные платочки. Всех до глубины души растрогало приветствие юного африканца, от слов которого повеяло чем-то далеким, чистым, гордым. Только лицо испанского посла не изменило своего выражения, как будто раз и навсегда застыли его мускулы в кислой гримасе.

— Обба Эвуаре, — продолжал Асоро, — цениттвою дружбу и твои аркебузы, убивающие на расстоянии. Он просит тебя прислать их как можно больше. Тебе же он желает быть первым среди белых народов, подобно тому как Великий Эвуаре является первым среди народов черных. Я, Асоро, сын обба Бенина, сказал тебе это.

Не слишком понравилось Аффонсо сопоставление, которое позволил себе африканский принц, сравнив его, христианского короля, с повелителем чернокожих язычников. Но симпатия, испытываемая им к смелому мальчику, пересилила неприязнь, вызванную необдуманно сказанными словами. Эта симпатия прозвучала в ответной речи короля Португалии.

— Мое сердце искренне, когда я говорю, что рад видеть тебя в Португалии, принц Асоро, — серьезно, без тени улыбки, как если бы перед ним стоял взрослый мужчина, а не ребенок, сказал Аффонсо сыну обба. — Я слышал о том, что твоя страна изрядно богата, а люди, населяющие ее, умны и приветливы. Король, правящий такой страной, поистине велик, и мы рады назвать его нашим другом. Сын короля Бенина, принц Асоро, которого мы полюбили всем сердцем, встретит у нас самый радушный прием. Мы желаем, чтобы ты увидел все, чем богата наша страна, и рассказал об этом по возвращении на родину королю Эвуаре. Пусть мои гранды покажут тебе наш прекрасный Лиссабон, а затем мы отправимся в Синтру, где надеемся отдохнуть сами и доставить развлечения нашему гостю.

Король умолк, Асоро, поняв, что аудиенция закончена, поклонился и, под возобновившийся грохот барабанов, по-прежнему ни на кого не глядя, покинул зал.

Глава XVII Невольничий рынок

Но какое бы сердце оказалось столь черствым, чтобы не проникнуться чувством жалости при виде этих несчастных.

Азурара, португальский хроникер XV века.

Асоро верхом на смирной лошадке осматривал город. Его сопровождали молодые дворяне приставленной к нему свиты. Рядом ехал верный Диего. Мальчик смело держался в седле, уверенно справлялся с поводьями, назначение которых он узнал лишь накануне, и лошадь слушалась его. Одет Асоро был в португальский костюм. Поэтому зеваки хоть и смотрели на него во все глаза, но их удивление не выражалось так бурно, как в тот день, когда он вышел из лодки на лиссабонскую землю.

Людей на улицах было много. Все они двигались в одном направлении. Это напоминало процессию в большой праздник. На ходу люди оживленно переговаривались. Цепляясь за юбки матерей, рядом со взрослыми бежали дети.

— Куда торопятся жители города? — спросил Асоро своего учителя, когда они, задержанные толпой, надолго застряли перед въездом в узенькую улочку.

— Сегодня назначена продажа невольников, — тихо ответил Диего.

Асоро повернул лошадь, направив ее за потоком горожан. Дворяне свиты не противоречили чернокожему принцу. Им самим хотелось увидеть распродажу африканских рабов.

Кавалькада въехала в узкую, кривую улочку. Здесь с трудом бы разошлись две лошади, идущие навстречу друг другу. Улица казалась еще тесней от множества людей, спешащих на площадь, где за оградой, наспех сколоченной за одну ночь, находились предназначенные к продаже рабы. Лиссабонцы с жадным любопытством теснились к ограде.

Невольники сбились в кучу и смотрели на белых людей большими испуганными глазами.

У самой ограды стояли Гомиш, Сикейра и несколько богато одетых купцов. По знаку Гомиша надсмотрщик, вооруженный плетью, подошел к широкоплечему, коренастому африканцу, развязал ему руки и вытолкал на середину огороженной площадки. Купцы деловито, неторопливо стали щупать его мускулы, хлопать по спине, заглядывать в рот. Гомиш назвал цену. Один из купцов, высокий старик в синем камзоле, не торгуясь, вынул кошелек: товар был хороший…

Мужчин распродали быстро. Настала очередь женщин. На этих несчастных было страшно смотреть. Плача, царапая себе щеки, они тянули израненные руки вслед уходящим мужчинам, среди которых были их мужья и братья. Молодая мать, почти еще девочка, хотя к ее спине был привязан крошечный ребенок, упав на землю, заплакала в голос, запричитала. Женщины подхватили плач. Бич надсмотрщика засвистел в воздухе.

— Не смей их бить! — закричал кто-то в толпе.

— Не смей, они тоже люди!

— Спрячь кнут, — приказал Гомиш, — и выводи плясунью.

На площадке очутилась маленькая девочка. По ее покрытому грязью лицу текли крупные слезы.

— Танцуй, — сказал ей Сикейра на языке бини. Девочка повернула к нему голову и всхлипнула.

— Танцуй, — повторил капитан.