Вслед за обба, на почтительном расстоянии от Великого, следовали главный военачальник и главный жрец. Над их головами, так же как и над головой обба, плыли круглые деревянные веера. Замыкали шествие воины, ведущие на привязи леопардов.
В полном молчании шла процессия через площадь, ни одного звука не издавала и толпа, наблюдавшая за ней. Говорить, петь, приветствовать обба разрешалось только после того, как пройдут Великий и его люди по всем тридцати улицам города. Шествие будет длиться долго, и долго будут жители Бенина в безмолвии смотреть на своего владыку. Вот он миновал площадь, вот его веера задели низко свисавшие пальмовые листья, вот он вступил на главную улицу. В напряженной тишине слышны были только дыхание людей да шорох ног, ступавших по утрамбованной земле.
И вдруг… страшный, тысячеголосый вопль обрушился на тишину — в грудь обба вонзилась стрела. Она примчалась откуда-то сверху, посланная сильной рукой и направленная метким глазом. Молот выпал из рук Эвуаре. Владыка пошатнулся и начал грузно оседать на землю. Подоспевшие воины подхватили его.
Боясь потерять хотя бы одно мгновение, военачальник Уваифо бросился вперед и, подняв кверху сжатые кулаки, закричал так громко, что обезумевшая толпа сразу же стихла:
— Воины! В городе враги. Их надо поймать. Тридцать первых отрядов — на улицы, остальные к городским стенам. Ни мышь, ни птица не должны выйти из города. Люди Бенина! Идите домой и не мешайте воинам искать врагов. Великий Эвуаре только ранен, смерть не пришла за ним. Идите по домам и не выходите на улицу. Город должен быть пустым. Исполняйте сказанное немедленно и без ослушания.
Пока военачальник отдавал приказания, двадцать воинов, сплетя свои руки, осторожно, чтобы не причинить боль раненому, понесли Эвуаре во дворец. Бенинцы, не смея ослушаться Уваифо, поспешно покидали площадь.
Только Осунде не торопился домой. Как и все жители города, он был встревожен случившимся, но все же молодой мастер решил не изменять свои планы и поработать сегодня в мастерской. Уже давно хотел он попытаться изобразить на медной пластине людей, которые бы стояли не в ряд, а один позади другого. Такого еще не изобразил никто, даже в те времена, когда работал Игве-Ига. Первую попытку Осунде хотел сделать без свидетелей, так как не был уверен, что ему удастся задуманное. Для того, чтобы поработать в одиночестве, лучшего дня не придумаешь. Поэтому, уговорив Ириэсе пойти к родителям, Осунде отправился в мастерскую. Войдя в ворота, он с удовольствием оглядел пустой двор, остывшие печи и глину, мокнувшую в корытах. Взяв в руки влажный ком, мастер стал мять его, обдумывая свою задачу. Внезапно за его спиной раздался слабый шорох. Осунде резко обернулся, и в тот же момент над ним мелькнуло лезвие ножа. Прежде чем он успел разглядеть человека, занесшего нож, Осунде с силой ударил неизвестного ногой в живот. Тот со стоном упал на землю. Связать его было делом нескольких мгновений — веревки валялись здесь же, около глины. Убедившись, что человек с ножом обезврежен, Осунде вытер вспотевший лоб и принялся пристально разглядывать своего врага, недоумевая, почему тот напал на него. Страшная догадка мелькнула в уме мастера. На лице связанного Осунде увидел полукруглые насечки — по три на каждой щеке. Это знаки племени исубу. Но ведь сегодня ни один чужеземец не смел находиться в Бенине.
— Это ты пустил стрелу в Великого? — шепотом спросил Осунде.
Исубу слабо кивнул головой.
— Ты знаешь, что ждет тебя за это?
Новый кивок был ответом. Изумленный Осунде присел на корточки рядом с убийцей обба:
— Как ты отважился поразить обба?
Человек молчал.
— Как ты мог натянуть тетиву и пустить стрелу в Великого? — настойчиво спрашивал Осунде.
Тогда человек приподнялся с земли, насколько позволяли его путы, и. глядя куда-то мимо Осунде, закричал:
— Будьте прокляты ты и твой обба!
— Тише, говори тише.
— Твой обба послал воинов. Их было много. Они окружили нашу деревню. У них были палки, плюющие огнем. Они убили моего отца. Они увели в рабство всех, кого не убили, и продали людям с белой кожей. О! — застонал человек. — Обба продал всех, мою жену, моих детей. Нет больше дома, нет людей в нашей деревне, нет деревни, нет ничего, — крупные слезы потекли по лицу исубу. — Я спасся один, — продолжал он. — Я много дней провел в лесу. Там я поклялся памятью моего отца и всех, кого убили воины обба, что я отомщу Бенину. Я сделал лук, а стрелы пропитал ядом, от которого нет спасения. Тайно пришел в Бенин и стал ждать дня поминовения. Я привязал себя к высокой пальме и ждал три дня и три ночи. Я дождался. Твой обба умрет, и дух моего отца успокоится. Исубу сделал свое дело, и теперь можешь его убить.
Человек упал на землю и закрыл глаза, готовясь принять смерть. Лицо его стало напряженным, потому что ни один человек не уходит в страну духов без страха.
Осунде долго сидел неподвижно. Потом он встал, склонился над убийцей обба, разрезал впившиеся в его тело веревки и сказал: