Великий Бисмарк. Железом и кровью

Нельзя сбрасывать со счетов и того обстоятельства, что к союзу с Австрией Бисмарка толкали многие группы интересов внутри страны. Идея сближения с «братьями по крови» была в высшей степени популярной во всех кругах немецкого общества. На союзе настаивали и военные, которые уже давно исходили из неизбежности войны на два фронта – против Франции и России – и считали необходимым иметь хотя бы одного надежного союзника. В такой ситуации сближение с Веной приобретало для «железного канцлера» большое внутриполитическое значение.

События начали стремительно развиваться в августе 1879 года, когда Берлина достигли слухи о возможной отставке Андраши. Не желая терять давнего и надежного партнера, Бисмарк немедленно предложил своему австрийскому коллеге встретиться в Гаштейне, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию и перспективы сотрудничества двух стран. Однако еще до того, как эта встреча состоялась, очередной ход сделала российская дипломатия. 15 августа Александр II отправил своему дяде, германскому императору, личное послание, вошедшее в историю под именем «письма-пощечины». Название вполне точно отражает содержание текста. Российский император упрекал своего немецкого родственника в неблагодарности, жаловался на Бисмарка и завершал послание многообещающей фразой: «Последствия могут иметь опустошительный характер для обеих наших стран» [574].

Хотя Бисмарк не желал полного разрыва с Россией, «письмо-пощечина» пришлось ему как нельзя более кстати. Дело в том, что Вильгельм, традиционно питавший симпатии к российскому императорскому дому, не желал и слышать о соглашении с Веной, носящем явный антироссийский характер. Теперь Бисмарк мог заявить: «С Австрией у нас больше общего, чем с Россией. Наше немецкое родство, исторические воспоминания, немецкий язык, интерес венгров к нам – все это способствует тому, что союз с Австрией в Германии популярнее и, возможно, устойчивее союза с Россией» [575].

27–28 августа 1879 года прошла встреча Бисмарка с Андраши в Гаштейне. Оба государственных деятеля договорились о подписании оборонительного союза. При этом австрийский дипломат настаивал на том, что союз должен иметь исключительную направленность против России. На первый взгляд это делало договор не слишком равноправным, поскольку конфликта с империей Романовых следовало опасаться в первую очередь Австро-Венгрии. В случае германо-французской войны Вена не обещала ничего большего, чем благожелательный нейтралитет. Однако на самом деле это условие всецело отвечало интересам Бисмарка. «Железный канцлер», как и военные круги, не опасался войны с изолированной Францией; гораздо страшнее представлялся ему конфликт с участием России, в котором, в соответствии с планируемым договором, Австро-Венгрия обязалась принять участие. Кроме того, договор фактически исключал возможность сближения Вены и Парижа. Суть расчетов Бисмарка весьма метко описал посол в Петербурге Швейниц, говоривший: «Только верхом мы были столь же велики, как русский гигант, и Австрия должна была стать нашей лошадью. Князь хотел скакать на ней, а не вступать в брак» [576].

Однако Бисмарку предстояло решить еще одну нелегкую задачу – убедить в необходимости подписания альянса своего монарха. В начале сентября Вильгельм встретился со своим российским племянником в приграничном городке Александрово, где российский император полностью отказался от своих недавних слов. Добрые отношения двух монархов были восстановлены, эффект «письма-пощечины» в значительной степени утрачен. «Железному канцлеру» пришлось использовать все имевшиеся в его руках рычаги, чтобы убедить Вильгельма в своей правоте.