11 марта 1887 года военный законопроект был принят рейхстагом. Довольно симптоматично, что Лев XIII настоятельно порекомендовал лидерам Центра поддержать правительство в данном вопросе, однако при голосовании католическая фракция предпочла воздержаться. Рана, нанесенная Культуркампфом, еще не затянулась до конца. Стремясь использовать успех, в конце года Бисмарк внес в палату еще один законопроект, изменявший организационную структуру армии. Он менял положение резервных частей в составе вооруженных сил и позволял существенно увеличить численность армии военного времени. 6 февраля 1888 года канцлер произнес по этому поводу одну из самых блестящих своих речей, в которой подробно обрисовал международную ситуацию и сделал вывод: «Мы должны в эти времена быть настолько сильны, насколько это возможно». Выступление завершалось эффектным пассажем: «Мы, немцы, боимся бога, но более никого на целом свете! Именно богобоязнь заставляет нас любить и сохранять мир. Но тот, кто нарушит его, убедится в том, что боевой патриотизм, который в 1813 году привел под знамена все население слабой, маленькой и истощенной Пруссии, теперь стал общим достоянием всей германской нации!» [603]Вскоре законопроект был принят.
Однако «картель» позволил Бисмарку не только провести в жизнь военное законодательство. Последнее, по сути, являлось не основной целью, а способом мобилизации и избирателей, и депутатов. Использовать же сложившуюся ситуацию можно было и для решения других задач. В частности, введения косвенных налогов, давно планировавшихся канцлером. В 1887 году были приняты законы о налогах на алкоголь и сахар, вскоре после этого в очередной раз повысились таможенные пошлины на ввоз зерновых. «Канцлер очень доволен», – отмечал Кардорф летом 1887 года [604]. Для этого у Бисмарка действительно имелись все основания – он находился на вершине своей политической карьеры. Однако закат был уже не за горами.
Глава 17
Кошмар коалиций
Если во внутренней политике на протяжении 1880-х годов Бисмарку, по большому счету, нечасто сопутствовала удача и развитие ситуации постоянно приобретало кризисный характер, то в сфере международных отношений дела обстояли гораздо лучше. Германская дипломатия добилась в этот период значительных успехов. Другой вопрос, что многие из последних носили чисто тактический характер и спустя некоторое время полностью обесценивались. Поэтому Бисмарк вынужден был постоянно лавировать, активно использовать все мыслимые возможности, создавать хитроумные комбинации, чтобы добиться сохранения хрупкого равновесия.
Основные цели остались теми же – обеспечение безопасности Германии и сохранение ее доминирующего положения в «европейском концерте». Первой задачей Бисмарка после заключения союза с Австрией было возобновление хороших отношений с Россией. «Мне удалось осуществить то, что я мог бы обозначить как первый этап моей политики безопасности, отгородить Австрию от западных держав. (…) Я не сомневаюсь, что смогу реализовать и второй этап, то есть восстановить Союз трех императоров, единственную систему, которая, по моему убеждению, может гарантировать европейский мир на длительное время», – заявлял «железный канцлер» [605]. Однако сказать это было гораздо легче, нежели сделать.
Впрочем, сближению с Россией имелась и альтернатива в виде соглашения с Британией. Несмотря на то что Лондон предпочитал в эти десятилетия проводить политику «блестящей изоляции», Бисмарк не исключал его из своих расчетов. Канцлер считал российско-британское соперничество в Азии одним из долговременных факторов, который предотвратит сближение этих двух стран и будет автоматически делать противника одной из них союзником другой. Недавний Восточный кризис должен был продемонстрировать Британии всю опасность имперских устремлений России и вынудить ее к поиску партнеров. Осенью 1879 года Бисмарк предпринял соответствующий зондаж в Лондоне, запросив, какой будет реакция Англии, если Германия продолжит оказывать сопротивление амбициям России и в результате окажется в состоянии конфликта с Петербургом. Реакция оказалась сдержанной, но в то же время отнюдь не отрицательной – с берегов Темзы ответили, что в таком случае постараются удержать Францию от вмешательства в конфликт. Однако в следующем году ситуация изменилась: консерваторов у руля британской политики сменили либералы, которые громогласно заявляли, что не пойдут на коалицию с Берлином, поскольку тем самым будут испорчены отношения с Парижем.