Капитан Пабло сбегает в трюм. Что случилось с мотором? Он берет рычаг передачи, переводит вперед, включает вал винта и прислушается к шумам под днищем. Корабль резко дергается вперед, но не может сдвинуться с места.
Догадки, одна страшнее другой, проносятся в голове Пабло: "Сели на мель. Сломали винт. Уперлись в корягу". Капитан лихорадочно ищет ответ, что может спасти их от смертельной опасности.
— Сильвестр... Мы, кажется...
Высокий мулат, подняв брови, неподвижно замер у мотора. Для него капитан Пабло — второй бог, которому он подчиняется душой и телом. Что говорит сеньор капитан?
Опасность напрягает каждый мускул в теле капитана Пабло, делает этого человека до неузнаваемости волевым, решительным.
— Винт! — Говорит он с холодной решимостью, словно этим словом хочет заклеймить своего злейшего врага.
— Да, сеньор капитан, винт запутался в лианах, — вяло соглашается Сильвестр.
— Индейцы близко. Это их работа. Старый прием. Лиановая перегородка через реку. Корабль попал в нее, как рыба в сети.
Надо что-то делать, спасаться как можно быстрее. У них осталось не более четверти часа. Если индейцы догонят их, то сделают с "Голиафом" все, что угодно.
В трюмном отсеке происходит короткое совещание. Рассказав все, как есть, капитан Пабло беспомощно опускает голову и ждет какой-то момент, что скажут пассажиры.
— А разве нельзя нырнуть под корму и обрезать лианы? — Спрашивает географ.
— Кто же нырнет? Здесь, сеньор, не фокус и кайману на зубы попасть. — Сильвестр боится воды хуже самого дьявола. Вода забрала его старшего брата и двух сыновей. Он думает, что в воде человека ждет верная смерть.
— Смерть там! — Произносит терпким, глухим голосом Крутояр, что как раз выглянул из дверей и пристально всмотрелся вдаль, на крошечные пятнышки индейских пирог.
— Святая мадонна, что же делать? — Нервничает старый Пабло. — У сеньоров нет оружия?
— Никакого оружия у нас нет, — властно бросает Крутояр, — и сражаться с туземцами мы не собираемся. Лучше подумайте, капитан, как снять корабль с лиан!
— Не знаю... Клянусь богородицей Гваделупской, не знаю.
— Вы пробовали поднять корабль мотором?
— Пробовал, сеньор. Почти порвал машину. Ничего не помогает.
— Еще раз попробуйте!
— Напрасно, сеньор.
Становится тихо, как в судный час. И каждому вдруг проклевывается в сердце тоскливое предчувствие страшной развязки. Нет спасения, нет силы, которая освободила бы их из бессмысленной лиановой сетки. Испуг, холодный ужас овладевают каждым, как яд.
Слышно, как за перегородкой в своем отсеке горячо молится Сильвестр. Парная приречная тишина вливается в открытые двери. Тишина эта самая страшная. Она напоминает, что скоро ее рассекут крики, проклятия. Тишина эта, словно предвестник грозы, отразила в себе все страхи и все опасности.
Капитан Пабло медленно поднимает руку и тянется тремя пальцами ко лбу, чтобы сотворить крестное знамение. Все оборвалось в нем, все заглохло. Конец! Если сеньоры не способны помочь беде... если они... Капитан Пабло подносит пальцы ко лбу, и вдруг... его рука бессильно падает. Перед ним стоит милый, добродушный сеньор Самсонов. Он ему что-то говорит, он почти кричит ему в лицо.
Боже мой! Да что же это такое? Капитан Пабло не может понять ни слова из быстрой, горячей речи Самсонова, но глазами, сердцем своим он понял уже, что Самсонов нашел какой-то выход.
Да, Самсонов нашел выход.
Крутояр растолковывает капитану то, что только что сказал молодой географ. Ему нужна крепкая веревка. Длинная веревка и нож. Лучше тесак, мачете. Он попытается нырнуть под корму и сорвать лианы.
Капитан Пабло беззвучно повторяет в душе каждое слово: сорвать лианы... длинная веревка... сейчас же... немедленно...
Канат есть. Капитан Пабло бежит на корму и приносит плотный канат. Надежнейшая вещь в мире, которую не перегрызет даже аллигатор. Вот мачете. Но... это опасно! Капитан Пабло дрожит от страха. Разве можно прыгать в пасть дьяволу?
Выйдя на палубу, Самсонов снимает рубашку, коротенькие штаны, обвязывается бечевой круг поясницы, ощупывает лезвие мачете.
Все это он делает уверенно, твердо, с какой-то холодной решимостью, словно перед обычными, но очень ответственными соревнованиями. Вот сейчас он бросится в заплыв на дальнюю дистанцию, тысячи людей будут хлопать ему в ладони, будет реветь стадион, приветствуя молодого ученого-спортсмена. Так было всегда в Киеве, в Москве, где Самсонов выступал как самый серьезный соперник всех пловцов.
Так будет и сейчас. Он верит в себя, и поэтому его движения спокойны, и поэтому на хорошем, едва побледневшем лице проступает самоуверенная, гордая улыбка.
— Если дерну трижды, тяните вверх!
Неужели он собирается без маски и кислородного аппарата сидеть под водой целую вечность? Какие же у него легкие? Атлет, красавец, сплошная выдержка!.. Крутояр невольно прикипает глазами к напряженному, сверкающему телу Самсонова.
— Осторожно с тесаком, Илья! — Говорит он по-отечески и легко подталкивает Самсонова к борту.