Великий день инков

Когда дочь доктора Коэльо отказалась стать его женой, опозорив достопочтенный род Оливьеро, молодой Себастьян поставил своей целью жестоко отомстить высокомерной красавице. Столько лет он ждал случая, столько лет он вынашивал в своем сердце планы мести. От его любви, конечно, давно уже не осталось и следа, но жажда мести за эти годы превратилась у него в болезненное пристрастие, в маниакальную идею. И вот судьба улыбнулась ему. Через тайную агентуру полицейский комиссар Верхнего Ориноко узнал, что сеньора Эрнестина Коэльо — ну, конечно же, та самая Эрнестина Коэльо! — возвращается с бразильской эмиграции, имея важное поручение от своего эмигрантского центра. Правительственные инстанции в зашифрованной телеграмме информировали комиссара о возможном маршруте ее путешествия, называли ее приметы и в категорической форме обязывали обезвредить государственного преступника.

Обезвредить государственного преступника! Ха-ха! Как чудесно это звучало! Он должен был обезвредить государственного преступника, который в то же время был его смертельным врагом. Правда, в телеграмме говорилось также о том, что нужно выяснить цель поездки Эрнестины Коэльо, узнать от нее, куда она ехала, с кем должна была установить контакт. Но не все можно сделать так, как того требует высокое начальство. Хорошо посылать требования с центра, сидя под охраной парашютистов и танковых батальонов за тысячи километров от этой забытой богом сельвы...

Оливьеро и сейчас видел перед собой картину допроса на "Виргинии". Когда они задержали корабль, с палубы начали стрелять. Какой матрос-смельчак решил спасти свою прекрасную мадонну. Один пистолет против сотен ружей! Матроса безжалостно зарубили, капитана взяли под арест.

Сбежав в каюту, комиссар Оливьеро, растрепанный, с выпученными, налитыми жаждой мести глазами, увидел невысокую, худую женщину, одетую в черное платье.

Эрнестина Коэльо, уже не молодая, но все еще со следами ослепительной красоты, обожгла его презрительным взглядом и спокойно сказала: "Вы, как были плохим кабальеро, так им и остались. Убивать из засады — это ваше привычное дело ".

Он крайне растерялся, охваченный диким чувством злобы и стыда. От стыда у него горели щеки, шея, даже руки. Он не знал, куда девать свои руки и что сказать. Он вдруг тяжело вздохнул и сказал:

— Садитесь, сеньора!.. Я не собираюсь убивать вас...

Она села. Стройная и неприступная, словно все та же юная синьорина Эрна, как ее звали в Сьюдад-Боливаре молодые парни, когда она после вечерней мессы проходила по узким улочкам города в своей длинной красочной юбке с блестящим ожерельем на смуглой шее.

Сьюдад-Боливар, тесные улочки, белые цинковые крыши, печальный звон на колокольне монастыря братьев-бенедиктинцев, черные провинциальные шляпы на головах сановных горожан... Все прошло перед комиссаром, захватило его страстным потоком воспоминаний, будто сама юность ворвалась в его сердце.

Он закашлялся и, дабы иметь более суровый вид, поправил кобуру.

Двое полицейских стояли в дверях и ждали его приказов. Они были совершенно не нужны тут. В эту минуту комиссар ненавидел их больше, чем сеньору Эрнестину. Он готов был выкинуть их в шею, чтобы не видеть рабского рвения в их по-собачьи преданных глазах.

Сеньора Эрнестина комкали маленький платок. Тоненькие ее пальцы мелькали перед глазами комиссара, словно спицы в колесе.

"А что, если я предложу ей побег, — мелькнуло вдруг в его голове. — Еще не все потеряно. У нее не осталось другого выхода. Смерть или жизнь. Скажу ей только в глаза, что прошлое забыто... что мы можем быть счастливыми. Пообещаю ей свободу, свое сердце, далекие путешествия. Будь смелым, Себастьян Оливьеро. То, что отвергла капризная девушка, может принять здравомыслящая женщина"... Но второй голос заглушил первый: "Дурак, она ненавидит тебя. Смотри, каким презрительным взглядом она обжигает тебя. Вспомни ее прошлое, вспомни то, ради чего она приехала сюда... Она высмеет тебя, как никчемного шута... Унизит хуже, чем тогда, в молодости ".

И в нем снова закипела злость. Он вскочил со стула и шагнул к сеньоре. Хватит играть комедию! Перед ней представитель власти. Если ей дорога жизнь, она должна откровенно и немедленно... да, да, немедленно выдать цель своего путешествия. Ей гарантируется жизнь.

— Жизнь?

— Да, жизнь и богатство. Огромное богатство.

— Из ваших рук, недостойный кабальеро?

— Вам осталось жить пять минут, Эрнестина Коэльо...

— Воля ваша. Ведь силен тот, у кого в руках топор.

Он схватился за кобуру, но в этот момент дверь открылась и в каюту вошел Ганкаур.

Белолицый индеец, внимательно осмотрев женщину, перевел взгляд на комиссара. Рука на кобуре немного насторожила Ганкаура. Человек диких жестоких обычаев, он, однако, носил в глубине сердца уважение к женщине.

— Чего тебе надо, Ганкауре? — спросил его раздраженный Себастьян Оливьеро.