Великий день инков

Но первым просыпается Олесь. Вскочив словно на пожар, он бессмысленными глазами смотрит на отца. Что случилось. Индейцы? Апиака?

Поднимаются Бунч и Самсонов.

— Не дадут поспать как следует! — ворчит толстяк, продирая свои отекшие глаза. И вдруг его взгляд падает на юно повеселевшее, красивое лицо профессора. И тут же у Бунча словно что-то проклевывается в сердце. — Постойте!.. Что случилось? Вы... вы...

— Да, я нашел! — Крутояр хватает Бунча за толстые, мясистые плечи и одним рывком поднимает на ноги. — Я нашел разгадку тайны. Слышите, Кирилл Трофимович? Дорогой мой Кирилл Трофимович? Я нашел в этой жалкой книжечке то, что нам нужно. Ван-Саунгейнлер недаром послал радиограмму. Это не сказка, не выдумка. Инки были здесь, на землях Верхнего Ориноко. Мы должны собираться в горы Комо. Завтра же! На рассвете. Там была последняя тропа инков. Слышите, Кирилл Трофимович!

Бунч тяжело дышит, робко берет коричневую книжечку, уважительно осматривает ее со всех сторон и так же уважительно отдает Крутояру.

— В этой книге?

Да, в этой книге. Исполненный триумфа Крутояр победно обводит хижину большими, твердыми глазами, затаенно улыбается.

Самсонов первый нарушает молчание:

— Надо немедленно идти к касику Палеху и просить у него проводников до горы Комо.

Крутояр все еще сидит с закрытыми глазами. На устах у него дрожит едва уловимая улыбка. Наконец он поднимает голову и задумчиво говорит:

— Да. Надо искать Тумаяуа. Он поможет нам в этом тяжелом деле.

Солнце щедро и размашисто бьет внутрь хижины, темная стена леса сыро дышит ароматами столетий.

ДОРОГА ЛЬЯНОСАМИ

Вождь племени арекуна Палех сам пошел в путь. Помощниками взял себе своих сыновей. Отряд был небольшой, но надежный. Палех знал в этих местах каждую тропинку, он родился здесь и прожил нелегкую жизнь.

Продвигались по выжженной равнине. Стояла удушающая жара. Солнце раскалило небесный купол, земля потрескалась, измученная растительность чахла в горячем воздухе.

— Страшные места, — сказал Бунч.

— Здесь еще рай, Кирилл Трофимович, — сказал профессор. — Говорят, там, за Ориноко, настоящий ад. Вот пусть наш географ поучит нас, непросвещенных.

Но Илья на такой жаре не хотел говорить. Ехал разморенный и неразговорчивый.

— Что, Паганель, раскис? — улыбаясь в усы, спросил Крутояр.

Самсонов отбросил со лба прядь волос и слабо улыбнулся. Ну что же, он может рассказать о льяносе. Такая себе раскаленная пустыня, и все — ничего интересного. Правда, это только кусочек льянос, последние степные островки среди моря сельвы, а на левобережье Ориноко протянулась бесконечная равнина. От Анд она спускается до самой реке. В льяносе разводят скот — сотни тысяч, миллионы голов. Земли там достаточно и люди работящие, только весна портит все дело. Собственно, не весна даже, а зимний сезон, который приходится в стране на период с апреля по октябрь. Тогда наводнение заливает бескрайние просторы. Люди и скот спасаются на небольших клочках суши и ждут, пока спадет вода.

— Тпр-р-р! Куда, нечистая сила! — вдруг закричал Бунч. Его осел, опустив голову, словно приготовившийся к бою, бросился в привлекательную тень небольшой рощи.

Заметив беспокойство среди ослов, лошади тоже остановились.

Врач вовсю бил осла ногами. Он упал ему на шею и почти умоляющим голосом закричал:

— Назад! Не пущу! Держите, Василий Иванович. Помощь-э-э!

Но никакие удары не могли угомонить животное. Искушение было слишком велико.

Из кустов осла тащили все вместе. Под свист и понукания, его выгнали на дорогу и хорошо выпороли плетью.

Досадное, впрочем, и довольно-таки веселое событие с транспортом Бунча добавило сил молодому географу. Самсонов забыл и о жгучем солнце, и о пыли, что забивалась в ноздри. Он гарцевал вокруг Бунча и, помахивая плетью, кричал на осла.

— Имей уважение, четвероногая бестия, к великому представителю научного мира! Это тебе не какой-то грязный вакеро, а сам король медицины и всего живого царства Бунч.

— Дайте человеку прийти, — подмигнул Самсонову профессор. — Лучше продолжайте свою лекцию. Вы прервали рассказ на том, что зимой льянос затапливает вода.

— Совершенно верно, Василий Иванович. Ужас, что там бывает. Дикая степь километров в шестьсот становится дном моря. Вакеро выгоняют скот на холмы, население тоже лезет туда со своим хлебом.

Самсонов пожал плечами, будто и в самом деле был очень озабочен тем стихийным бедствием. После паузы, перейдя на серьезный тон, он повел рассказ о том, как страдает трудовой люд от невероятных наводнений. И еще более сильные неприятности готовит засушливая пора. Голод и жажда гонят тогда по выгоревшему под солнцем льяносу одичавшие стада лошадей и быков. Ужасное рев, громкий топот животных, хриплые крики пастухов, которые пытаются утихомирить обезумевшую скотину, — все это сливается в грозную музыку диких степей. Только ослам перепадает какая-то капля воды. Осторожно отгибая губами иглы, они высасывают сок из кактусов.

Самсонов рассказал про оринокские степи с таким глубоким знанием дела, как будто ему в жизни не раз приходилось путешествовать теми необозримыми равнинами.