Великий диктатор

Кроме патронов приобрёл с десяток шарикоподшипников. Если надумаю попробовать сделать один из лифановских двигателей, то они мне пригодятся. Правда, на этих движках были игольчатые подшипники, но где я их сейчас найду-то? Только если сам «изобрету»…

В случайно найденном нами магазине электротоваров, приобрёл массивные амперметр и вольтметр, производства петербургских мастерских Конрада Лоренца.

Не забыл и про резину для различной фурнитуры. На мою просьбу о покупке чего-либо резинового кузен меня и привел в фирменный магазин «Финская резина», где мне и прилетело прямо по лбу, фигурально выражаясь, воспоминание, что я не с той «Нокией» связался. А настоящая — вот она. Этот завод лет через десять переедет в город Нокия, поближе к электростанциям Мехелина, а ещё через десять лет хозяин этого резинового завода выкупит старую Нокию. И полностью изменит структуру получившегося холдинга, хотя старое название всё-таки сохранит.

А что же Мехелин и Идестам? А вот не помню! Наверное, оставили свой бизнес на детей, а те не смогли приспособится под ту, тяжёлую ситуацию, которая сложится с бумажным рынком после начала войны. Ведь их основной доход — это производство бумаги и картона. И экспорт этих материалов в Европу. Как только начнётся война с Германией, схлопнется и возможность доставки. А в 1917 году и России станет не до бумаги. Вернее, бумага-то будет ей нужна, но в обмен она не сможет ничего предложить, кроме новых, ничем не обеспеченных республиканских дензнаков.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове пока я выбирал себе листы резины разной толщины. Необходимую фурнитуру можно и самому вырезать. Было бы из чего.

— Здравствуй, Матти, — поздоровался вторично со мной и Леопольд Мехелин. — Скажи, вот куда бы ты тратил много электричества, если бы оно у тебя было?

— Ну, продавал бы населению и администрациям населённых пунктов. А также промышленникам.

— Так не очень хочет население переходить на электричество. Дорого, говорят! Керосин — дешевле!

— Почему? — удивился я. — Керосин же привозной, а электричество — местное.

— Очень дороги угольные лампочки. Быстро перегорают. Иной раз приходится менять их каждые три дня. Да и архитектурная директория выступает против установки мачт с проводами в городе. А подземная прокладка ненадёжна из-за бумажной изоляции, — вывалил на меня ворох проблем мужчина.

— Хм, — я даже запустил пятерню в волосы на затылке. У меня было не много познаний в электрике, но все выше перечисленные проблемы, были какими-то детсадовскими, как по мне. — Можно использовать электрокабели с резиновой изоляцией. Они дороже, но и дольше проживут под землёй. Пока вы градоначальник — это в вашей власти, проложить везде электропроводку…

— А с лампочками как быть? — перебил меня Мехелин, что-то азартно записывая в свой блокнот.

— Ну, вы же были в Париже. Там Александр Лодыгин представлял лампу накаливания с вольфрамовой нитью, которая горела всё время выставки.

— А ведь точно! — согласился со мной градоначальник Гельсингфорса. — Можно попробовать выкупить у него лицензию на эту лампу! — И он продолжил что-то быстро писать в свою записную книжку.

Почему попробовать? Просто выкупить. Он же американцам продал генеральную лицензию за пятьсот долларов! И потратил эти доллары чтобы вернутся в Россию, так как считал себя патриотом. Всплыла у меня в памяти эта информация, давным-давно прочитанная в интернете. Так почему финнам он не продаст? Продаст, если они, конечно, решатся купить.

— Минутку! — воскликнул я и помчался в комнату Томми за газетами «Петербургский листок», которые я нашел уже в Гельсингфорсе, когда кузен не поверил, что описанные мною в книге электробусы уже вовсю существуют. Дед и Мехелин проводили меня недоуменными взглядами, но никак мой бег не прокомментировали. — Вот, — выложил я эти газеты перед ними. — Электрический транспорт!

— Интересно, — согласился со мной Леопольд Мехелин и, подняв со стола газеты, принялся читать заметки, на которые я указал. — Я их возьму, — поставил он нас перед фактом, закончив читать и свернув газетки, засунул их во внутренний карман своего костюма.

На этом он с нами и распрощался. Но визиты на этом не закончились, где-то ещё через час к нам заглянул Карл Стокманн, сын и наследник торговой империи Георга Стокманна. Нам с Томми пришлось опять по-быстрому накрывать стол, пока дед вёл разговоры с гостем. Но ни чая, ни кофе, гость так и не пожелал. Передал деду чек на тысячу франков от «Гельсингфорского сберегательного банка» (Helsingfors Sparbanks), первый мой гонорар от французского издательства «Леви», и ускакал, отговорившись делами и скорым отъездом в США.

— Держи, — протянул мне дед чек. — Пусть у тебя будет.

— А они не сгорят? Деньги. Вот так, в чеке? У него нет срока давности? — поинтересовался я, с интересом разглядывая бумажное денежное поручительство.

— Насколько я помню, они целый год действительны с момента их выдачи. Летом потратим на строительство твоей дамбы.