Великий диктатор

И неведомая сила успокоилась и не предпринимала никаких попыток как-то навредить мальчишкам.

— Андреас, вставай! Пойдём к Матти! Нам надо к нему! Иначе будет плохо! — причитал и всхлипывал Ларс Викстрём, буквально таща плачущего и перепуганного брата на себе к дверям.

Когда эта плачущая парочка ввалилась ко мне, я как раз переводил очередную главу своей первой сказки на шведский. Причём ввалилась с таким шумом и всхлипами, что следом за ними прискакала и встревоженная Анью. Я же, как обычно, увлечённый делом, услышал их только когда они вломились в мою комнату.

Из Андреаса никакой информации извлечь не удалось. Он только плакал и испуганно икал. Предложенная ему кружка с водой настолько перепугала его, что он завыл и полез прятаться под мой стол.

Зато рассказ Ларса полностью прояснил ситуацию. Видимо, мой разгневанный тонтту за угрозу сжечь его жилище хорошо нагнал жути на бедного паренька.

Самое странное, что Ларс не выглядел испуганным. Он возбужденно рассказывал как летали и взрывались кружки, а его брат своим телом переломал всю мебель в их комнате.

С летающей посудой я сталкивался и в прошлой жизни, лет в десять или одиннадцать. В квартире моего одноклассника Ромки Кулиша. Мы смотрели по телевизору польский сериал «Четыре танкиста и собака», когда громкий хлопок привлёк наше внимание. Пошли искать и нашли в ванной донышко от стакана и стеклянное крошево вокруг. А затем начали биться тарелки на кухне. Мы только одним глазком глянули на тот ужас на кухне и бегом рванули на улицу. Где и просидели до прихода его родителей. Естественно, те не поверили нам и наказали Ромку.

Анью, когда услышала про то, что Андреас обещал поджечь наш дом, оттолкнула в сторону Ларса и вытащив пацана из под моего стола, влепила ему несколько звонких пощёчин и затрещин. И надо сказать, это привело мелкого в чувство. По крайней мере, он вполне внятно, хоть и с истеринками в голосе, стал просить у меня прощения.

— Андреас! Ты не столько меня обидел, сколько Хиири. Он ведь тоже считает этот дом своим, — на меня сзади пахнуло знакомым теплом, и я понял, что и защитник нашего дома тоже здесь. — Надо и у него прощения попросить.

— И что мне делать? — племянник в эту минуту был готов на всё, хоть на крышу вылезти и спрыгнуть вниз. Надо его спасать, а то ещё в бега подастся. Ищи потом.

— Что у тебя есть с собой самого дорогого?

— Золотая монета у него есть! — сдал его Ларс. — Американская.

— Да. Один доллар золотой. Папа подарил, — прошептал Андреас, а в его глазах явно поубавилось желания готовности к любой жертве.

— Значит так. Берешь свою монету и идешь на кухню. И кладёшь её в ту миску за печкой, в которое мы молоко наливаем каждое утро для Хиири. И просишь прощения. Хорошо просишь. И обещаешь больше никогда не думать причинить вред этому дому. Потом отворачиваешься, считаешь до ста, я вас учил, надеюсь, ты не забыл? И поворачиваешься обратно. Если монеты в миске не будет, то Хиири тебя простил.

— А если он её не заберёт? — опять испугался Андреас.

— Тогда я иду к деду и всё ему рассказываю, а он, скорей всего, отвезёт тебя домой. Но прежде точно выпорет. И дома тебе тоже достанется, наверное, — хотя вряд ли, как я помнил из книг и мультфильмов моего мира, домовые любили золото.

— Мы, что? Не будем никому рассказывать про это? — удивилась Анью.

— Если Хиири примет подарок, то нет. Хорошо, сестрёнка?

— Угу, — как-то через силу согласилась она. — Хорошо. Если примет, я буду молчать.

— Но монета в той комнате! Я не пойду туда один. — на глаза Андреаса опять навернулись слёзы.

— Я сбегаю! Я знаю, где она! — и шустрый Ларс рванул в их с братом комнату, только пятки дробно застучали по деревянному полу.

Всё прошло как задумывалось. И Андреас на кухне никого из взрослых не застал, и Хиири монету у него принял. Но вот мелкие Викстрёмы три ночи спали в моей комнате на матрасе в обнимку, пока это не пресекла бабушка Ютта, выгнав их в соседнюю спальню. Я так и не решился им рассказать, что мой Хиири тоже ночует в этой комнате. Иначе, даже и не знаю чем это могло закончиться для Андреаса.

— А ну, быстро иди сюда! — рявкнул на меня дед Кауко одним прекрасным летним днём, когда моя команда, набегавшись по округе, разошлась по домам, и я в компании племянников зашёл на наше подворье.

— Чего, деда? — я опасливо приблизился к нему и смог увернуться от его руки, попытавшейся схватить меня. — Ты чего? Что я сделал? — Отскочив подальше от него, возмутился я.

Вроде бы никакого криминала за собой не припомню. Ну, если не считать нескольких сворованных гвоздей и разбитый горшок со сметаной, который уже и так записали на дворовых кошек.

— А ну, брысь отсюда, — заорал он на Викстрёмов, которые соляными столбиками застыли посреди двора и, видимо, гадали, не коснутся ли и их эти непонятные разборки. Но после окрика деда пулей залетели в дом, оставив меня один на один с ним.

— Матти! Ты почему меня не слушаешься? Тебе было сказано идти ко мне?

— Да, деда. Но я не подойду пока ты мне не объяснишь чего хочешь.