Великий диктатор

Так как после залёта Тюуне сестра опасалась подходить к матери за советами, то вываливала свои проблемы на меня. А что я мог ей посоветовать? У меня был только опыт воспитания мальчишек. Вот, я, в основном, и молчал, давая ей выговориться. Единственно, не забывал напоминать, что надо подождать. Ещё хотя бы годик. А там что-нибудь придумается.

С пионерской песней, которая «Взвейтесь кострами, синие ночи», получилось легче всего. И вспомнить, и перевести и, изменить:

Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы пионеры — дети Суоми.
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: Всегда будь готов!

Мы поднимаем финское знамя,

Дети Суоми, смело за нами!
Близится эра светлых годов,
Клич пионеров — Всегда будь готов!

Грянем мы дружно песнь удалую

За пионеров семью боевую,
Будем примером борьбы и трудов.
Клич пионера: Всегда будь готов!

Взвейтесь кострами, синие ночи!

Мы пионеры — дети Суоми.
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: Всегда будь готов!

Осталось дело за малым, организовать этот самый пионерский отряд. А то я напридумывал всего, а мои братья-рыцари возьмут и не захотят становиться пионерами. И останусь я с кучей никому не нужной атрибутики…

Через неделю после выхода статьи о парижской выставке к нам нагрянул Георг Стокманн в компании со своим старшим сыном Карлом. Как по мне, так два дедка. Одному семьдесят пять, а второму пятьдесят пять. Оба бородаты, усаты и с одинаковыми орлиными носами. В отличие от прошлых приездов со мной поздоровались как с взрослым, пожали руку и подарили серебряные часы с дарственной надписью и монограммой Стокманнов.

Прям, год часов. Если так дело и дальше пойдёт, то к концу года, кто-то может мне и золотые часы подарить. Подаренные же я сначала принял за германские, из-за названия «Paul Buhre». И только через пару недель до меня дошло, что это марка российского производства, фабрики Павла Буре.

Приехавшие Стокманны поздравили меня с получением золотой медали парижской выставки, хотя я её и в глаза ещё не видел. И рассказали, что им пришло предложение от французского издательского дома «Леви» об издании во Франции моих книг. Вот они и приехали согласовать это дело с моим представителем.

Оказалось, что Ээро Эркко перевел мои книги на французский и убедил Георга Стокманна напечатать сотню экземпляров и отправить на выставку, с Леопольдом Мехелином. Как он там распространял мои книги — неизвестно, но зато известен результат — предложение от издательства Кальмана Леви.

— А я не знал, что дядя Экко владеет французским, — высказал я своё удивление деду, когда наши гости отправились спать.

— Эка невидаль, — пробурчал дед Кауко. — Я тоже в школе изучал французский.

— Ты? Французский? Но зачем? Финского и шведского, что, недостаточно было?

— Финский тогда вообще практически не давали в школах. А французский приходилось учить, потому что всё делопроизводство в княжестве до шестидесятых годов было на французском.

— Почему? Зачем? — моему удивлению не было предела.

— Пф, если бы я знал. Всё, хватит языком чесать! Бегом, ноги и уши мыть, и спать!

Так просто, заключив новый договор с Стокманнами на продвижение моих книг за рубежом, отделаться от них не получилось. Сразу после подписания всех документов они насели на деда и на меня, выясняя, не изобрёл ли я ещё чего-нибудь наподобие скрепки. А то, по их словам, в следующем году должна состояться Панамериканская выставка в Буффало, и было бы очень неплохо поучаствовать в ней, и чем перкеле не шутит, что-нибудь выиграть.

У меня было в загашнике несколько товаров, которые в будущем могли принести неплохой доход мне и нашему клану. Но Стокманнов я в числе выгодополучателей не видел. Пока не услышал про выставку в США.

— Херра Стокманн, у меня есть одна придумка, которая может принести в Соединенных Штатах очень хорошую прибыль. Но её надо очень тщательно патентовать, чтобы никто не смог обойти наш патент.

— Матти, что ты там такое придумал? Почему от меня скрывал? — возбудился не на шутку дед Кауко.

— Деда, тот сарай, который мы с тобой красили. Ну, когда я про это стихи сочинил. Ты его ещё не перекрашивал?

— Какой сарай? Я тебя про придумку спрашиваю. Причем здесь, наша развалюха? Извините, господа. Что-то малец мой блажить начал, — и он погрозил мне кулаком.

— Так, для того чтобы понять, что это за изобретение, надо поучаствовать в покраске сарая, — не пошёл я на поводу у деда и продолжил гнуть свою линию.