Великий диктатор. Книга вторая

В качестве пулеулавливателей выступала гора из мешков с песком, наваленных в несколько слоёв чуть ли не под крышу третьего этажа. На выделенном нам месте тоже были мешки с песком для создания площадок под пулемёты и несколько матросов, чтобы тягать эти мешки по нашей прихоти. Только мы успели всё установить и разложить, как начальство казарм затеяло проверку документов с выдворением лишних.

Совершенно неожиданно, в эти лишние попал и я сам.

— Не положено! — рокотал капитан первого ранга на деда Хухту и гражданского чиновника военного министерства. — Малолетним нет места на стрельбах и испытаниях оружия!

И его не волновало, что я был в списке приглашённых. У него есть какой-то там устав, по которому не положено и всё. Причем, к шестнадцатилетнему Хансу Шмайссеру, как к подданному Германской империи, у этого бравого моремана претензий по возрасту не было. Все наши убеждения и уговоры военного чиновника, ни к чему не привели. И мне пришлось покинуть двор.

— Деда, херра Шмайссер, не волнуйтесь, проходите испытания, а я вас на выходе подожду, — только и успел я сказать, когда подозванный каперангом мичман, буквально потащил меня прочь.

— Да отпустите меня, в конце концов! Я могу и сам идти! — попытался я избавиться от цепкой руки морского офицера.

— Молчать! — рявкнули мне прямо в ухо и поволокли дальше.

Вот так, рука об руку, мы и столкнулись с императором и его свитой прямо на выходе из казарм. Мичман, наконец высвободил мою руку и застыл по стойке смирно, а я в растерянности ляпнул первое, что пришло мне на ум. Брови у Николая II полезли от удивления вверх, но он быстро справился с заминкой и, ухмыльнувшись, поздоровался в ответ:

— И вам доброго утра, Матвей Матвеевич. Чего же вы не во дворе? Как мне доложили, вы придумали пулемёт для нашей армии. Или вы уже передумали его демонстрировать?

— Никак нет, Ваше Императорское Величество, — ответил я уже как положено. — Просто, руководство казарм решило, что я в силу своего нежного возраста не могу присутствовать на данном мероприятии. И приказало сему славному мичману, — кивнул я на застывшего офицера. — Приказало выдворить меня на свежий воздух.

— Ха-ха-ха! — расхохотался царь. — Сразу видно литератора! А слова-то какие? Меро-приятие! Чудно! Ново! И актуально! Но нас там наверное ждут? Пойдёмте, Матвей Матвеевич, — император бесцеремонно развернул меня на сто восемьдесят градусов и мягко подтолкнул в спину, призывая наверное послужить проводником. — Фёдор Карлович, разберитесь со своими подчиненными, почему они выгоняют приглашённых с этого важного меро-приятия, — Николай II дал поручение кому-то из своей свиты и по слогам, с явным удовольствием, произнёс новое слово.

Меня обогнал лысоватый бородач, который мне на ходу улыбнулся и подмигнул, и в котором я опознал Теодора Кристиана Авеллана, управляющего морским министерством. У нас в лицее висел целый стенд с фотографиями высших чиновников империи и генералитета, выходцами из княжества, и которых мы должны были знать поименно, что время от времени проверялось на уроках классным наставником. Вот и пригодилась та зубрёжка. Надо сказать, что таких выходцев был вагон и маленькая тележка. А совсем недавно на этот стенд добавилась ещё одна персона. Новый командующий Манчжурской армией генерал-адьютант Оскар Фердинанд Гриппенберг.

— Матвей Матвеевич, передавайте вашей матушке мою и Александры Фёдоровны благодарности за присылаемые ею новые ваши книги и чудесные деревянные конструкторы, — удивил своими словами догнавший меня император. — Мои дочери просто обожают ими играть.

Надо же, а я и не знал, что мама что-то отправляла царской семье. Вот же хитрюга.

Тем временем, мы вышли в двор казармы и разделились. Царь со свитой направился к представителям англичан, а я поспешил присоединится к своим. Меня засыпали вопросами, но я пообещал им рассказать о произошедшем позднее. Впрочем, началось представление пулемётов, и всем стало не до досужых разговоров.

Испытание включало в себя передачу пакета документов на пулемет, пробные стрельбы всеми заинтересованными лицами и озвучивание стоимости за единицу. Все эти действия зачем-то сопровождались фотографированием офицером-фотографом. Может, для отчёта?

За «Максим» на треноге, с двумя патронными коробами и с бронещитком англичане хотели четыре тысячи рублей за пулемёт. Стоимость датского Мадсена под трехлинейный патрон, с тремя магазинами и сошками составила восемьсот рублей.

Цену наших же пулемётов очень долго считали Шмайссер, дед Кауко и Эдвин Бергрот. И насчитали две с половиной тысячи рублей за станковый пулемёт и две тысячи за ручной. Она и была озвучена царю и генералам, когда подошла наша очередь.

— Так в чем преимущество вашего, Матвей Матвеевич, ружья-пулемёта перед датским? — отстреляв пару кассет патронов, ехидно улыбнувшись, обратился лично ко мне император. — Вес такой же, патронов столько же, а цена, почти в три раза выше.