— В первой части поэмы рассказывается о неком подростке-сироте по фамилии Стол. Который рассказывает, что все его предки погибли, сражаясь за короля и Швецию против России. Хочу всем напомнить, что мы с вами сейчас проживаем именно в Российской империи, — я обвёл взглядом притихший класс и преподавателей. Фростерус чесал подбородок, а Кивекас как-то зло ухмылялся. — Далее из повествования мы узнаём, что отца мальчика взяли в солдаты тоже в пятнадцать лет, и он погиб у него на глазах в битве при Лаппо за независимость Финляндии. И вот теперь ему тоже пятнадцать, и он хочет вступить в армию, чтобы вернуть свою любимую родину к ногам короля. Полный бред и неприкрытая ложь! Вот моё мнение об этой поэме. Её надо немедленно запретить в нашей стране! — я замолчал и повернулся к учителю языков, который, судя по его красному лицу явно прибывал в ярости.
— Ты! Вы! — вытолкнул он из себя и, внезапно закрыв глаза глубоко задышал, а заодно, выставив перед собой руку с растопыренной пятернёй, явно, жестом, призывая меня оставаться на месте.
— Великолепно, господин Хухта! — наш классный наставник поднялся со своего стула и отвесил мне небольшой поклон. — Ваш разбор краток и эмоционален. Но всё-таки не сочтите за труд, объясните нам всем про «бред и ложь».
— Господин Кивекас? — я покосился в сторону учителя-предметника, ведь сейчас его урок, а значит он здесь главный.
— Да. Объясните нам, — почти прошептал он, так и не открыв глаза.
— Тогда мне нужна небольшая ваша помощь, господин Фростерус, — обратился я к классному наставнику и, дождавшись его кивка, продолжил. — Господин Фростерус, со скольки лет, у вас сохранились воспоминания о детстве?
— Хм, лет с четырёх, я думаю. А что?
— В поэме мальчик рассказывает о том, что его пятнадцатилетнего отца взяли в армию, и он видел как тот погиб. Мог ли одиннадцатилетний ребёнок стать отцом, и как на это отреагировали бы окружающие?
— Ха! Нет, конечно! Ну, вряд ли, — и он почему-то покосился на своего сына. — Но столь ранний брак невозможен. Ребенка записали бы как незаконнорожденного, а его малолетнего отца сослали бы в колонии по шведским законам. Вот жеж? Я с такой точки зрения никогда не смотрел на эту поэму. Действительно, бред.
— А ещё, они жили в Пори, который был занят русскими войсками за месяц до сражения у Лаппо. Ну и самое главное! Что это за война за независимость Финляндии? Разве герцогство Финляндское было свободным государством, разве оно не входило в состав королевства Швеция?
— Спасибо, господин Хухта, — наконец ожил и Конрад Кивекас. — Я думаю, что мы услышали достаточно, чтобы понять вашу точку зрения. Можете идти на место. Хотя нет. Постойте. А почему вы всё-таки считаете поэму сепаратистской? Из-за вашей любви к Российской империи?
— Почему? — я пожал плечами. — Господин Кивекас, скажите, а в каком году и из-за чего город в котором мы сейчас находимся вошёл в состав княжества?
— Ну, насколько я знаю, Улеаборг и центральная с северной Остроботнии присоединены к нашему княжеству по итогам русско-шведской войны в 1809 году. Согласно Фридрихсгамского мирного договора.
— А если бы победила Швеция и отец того мальчика? Был бы сейчас Улеаборг и губерния в составе Финляндского герцогства?
— Я вас понял, — сухо ответил мужчина. — Можете сесть на своё место.
— Нет! — ответил я отказом, чем ещё больше удивил учителя. — Я всё-таки хочу прояснить для вас и для моих одноклассников причины моей некой любви к Российской империи, как вы выразились.
— Минуту, — Конрад Кивекас извлёк часы и, посмотрев время, кивнул мне. — У вас есть десять минут, справитесь?
— Спасибо! — поблагодарил я его. — Господин Феллман, вы не поможете мне? — обратился я к конопатому очкарику сидящему на первой парте.
— Всем чем смогу, — улыбнулся мне внук нынешнего Улеаборгского губернатора Густава Эсиаса Феллмана.
Мы вместе с ним расчертили на доске таблицу. Где было три столбца — Великое княжество Финляндское, герцогство Финляндское и королевство Норвегия.
— Господа, — я поклонился своим одноклассникам. — Сейчас я буду записывать в столбце нашего государства то, что у него и у нас есть. А господин Феллман, будет записывать или пропускать эти же пункты в столбцах Норвегии и исторической Финляндии в составе Шведского королевства. Мы все с вами знаем, как Маркус Феллман любит историю. Итак, начали. Валюта, у нас есть маркка…
У бывшего герцогства своей валюты не оказалось, о чем и свидетельствовали прочерки в соседнем столбце. Из всего что я перечислил, у Норвегии нашёлся только парламент, валюта и собственная армия, а бывшее герцогство отметилось одними прочерками.
— Итак, господа, — обратился я к ученикам и двум обалдевшим от нашей таблицы учителям, в какой стране вы бы захотели жить? Проголосуем?
— Я думаю, это излишне. Спасибо за ваш ответ, господин Хухта. И за вашу помощь, господин Феллман. Можете садиться на свои места. И я думаю, что всё-таки оценю вашу совместную работу на отлично.
Глава 29