Великий Эллипс

— Если надо будет. Если ты совсем не сможешь передвигаться, то я оставлю тебя при условии, что тебе тут обеспечат уход.

— Нет. Сторнзоф. Победит.

Она промолчала. Она хотела сказать ему, что это неважно, что его здоровье и безопасность важнее любых гонок, что это действительно так. Но слова не произносились.

— Посмотри на меня, — потребовал Гирайз.

Она неохотно посмотрела ему в глаза. Лицо его скривилось, но глаза остались прежними, временами такие проницательные и слишком всепонимающие.

— Я понимаю, — сказал он, и не нужно было объяснений, все было понятно.

— Я знаю, но…

— Послушай. Все хорошо. Действие закончится. Не фатально, уже бы умер. Хотя выбыл из гонок. Ты продолжай. Выиграй.

Он убеждал ее, что все хорошо, что она должна двигаться вперед, он говорил то, что она хотела услышать, во что хотела верить, но все было не так уж хорошо. Сама мысль оставить его здесь одного, беспомощного, в чужой стране, на вокзале, казалась отвратительной. На глаза опять навернулись слезы, и на этот раз она не смогла их удержать.

— Гирайз, я хочу остаться с тобой, — ее голос звучал почти так же прерывисто и неестественно, как и у него. — Ты слышишь, я хочу остаться. Все в порядке, я сяду на следующий поезд. Если Каслер ушел вперед, я догоню его позже. Я уже так делала раньше несколько раз, и еще раз смогу сделать. Я сделаю. Но сейчас…

— Нет. Слишком близко финиш. Сейчас уезжай. Проиграешь.

— Нет, нет. Каких-нибудь несколько часов не…

— Лизелл, — он пристально посмотрел на нее. — Ты спрашивала однажды, почему я в гонках. Помнишь?

Она кивнула.

— Министерство. Во Рувиньяк приходил. Второй вонарец должен отвлечь внимание от тебя. Отвлек. Проклятые моллюски.

— Я даже подумать об этом не могла, хотя это так очевидно. Когда выбрали тебя, я должна была догадаться. Теперь у меня еще больше причин, почему я…

— Не упускай шанс. Ничего не упускай, ради всех. Не сейчас. Уходи. Выиграй.

Она внимательно посмотрела на него. Не осознавая того, она горячо сжимала в своих ладонях руку Гирайза. От такого пожатия ему могло быть больно, если у него оставалась хоть какая-то чувствительность. Она тут же разжала свои тиски. Из глаз ее полились слезы.

На улице послышались голоса и звуки шагов. Дверь открылась, на пороге появился распорядитель в сопровождении торопливого человека с черной сумкой в руке.

— Вот он, эпилептик, — сообщил распорядитель.

— Он не эпилептик, — взвилась Лизелл, повернувшись к ним лицом. — Ему что-то подсыпали и отравили, это сразу видно. Вы — врач? — обратилась она к незнакомцу. Не дожидаясь ответа, она продолжала: — Пожалуйста, примите к сведению, у этого человека отличное здоровье, но ему что-то подсыпали, и от этого его парализовало. У вас, конечно же, есть с собой сильное противоядие, чтобы…

— Мадам, я не говорю по-вонарски, — ответил доктор по-гециански.

Она оторопело уставилась на него. В эту короткую паузу врезался свисток и удар колокола. Поезд южного направления, отправляющийся по расписанию в 12:37, прибывал на станцию. Ее глаза метнулись к Гирайзу.

— Иди, — четко произнес он. — Пожалуйста, иди.

— Я люблю тебя, — ответила Лизелл.

Поддернув юбку, она выбежала из подсобки, пробежала через буфет, подхватила свою сумку, которая все еще стояла у двери, там, где она ее оставила. После чего выбежала на улицу, окунувшись в теплый летний воздух, и по платформе понеслась к поезду.

Солнце садилось, когда Каслер Сторнзоф сошел на вокзале Лиссильд в Ли Фолезе. Привокзальные фонари уже горели, и желтый свет мягко смешивался с вечным туманом Верхней Геции.

Сразу же за вокзалом Лиссильд открылся вид на серебристую реку Фолез, которая, извиваясь, несла свои воды прямо через центр старого города. На речном пирсе, на расстоянии в несколько ярдов, стояла дюжина речных трамвайчиков. Каслер нанял один, и тут же ему начал докучать своим услужливым кривлянием гребец, который, как и большинство его соотечественников, впадал в угодническое состояние при виде грейслендской военной формы.

А вокруг было так много серых мундиров. Пока трамвайчик плыл вверх по течению, они повсюду попадались Каслеру на глаза: небольшими группами его соотечественники патрулировали набережные с уверенностью завоевателей. Грейсленд не завоевывал Верхнюю Гецию. Как раз наоборот, гецианцы с радостью объявили себя союзниками империи. Тем не менее, вездесущие миротворческие силы императора вызывали очевидный страх.

Ему не хотелось смотреть на это. Он отвел взгляд от набережной. Приятнее было рассматривать хорошо известные в мире своей красотой трехглавые купола и проступающие сквозь туман игольчатые шпили.

Трамвайчик причалил к пирсу у одного из бесчисленных красного кирпича мостов, нависающих над Фолезом. Каслер расплатился с гребцом и ступил на твердую землю. Он прибыл в район, где стояли белокаменные дома, украшенные геометрическими рисунками, набранными из квадратных черных полированных камней. Остаток пути до места назначения он проделал в фиакре, который остановился у парадного входа в роскошную гостиницу «Мраморный цветок».