Но энорвийские бюрократы продемонстрировали странную смесь равнодушия и рвения. Не менее сорока минут прошло, прежде чем очень занятая персона за стойкой наконец-то заметила ее присутствие. Когда же это случилось, ее багаж был подвергнут самому тщательному досмотру, который тянулся невыносимо долго. Не осталось ни одной вещички, самой банальной, самой интимной, которой бы удалось избежать дотошного осмотра, и когда она наконец получила требуемый штамп в паспорте и ее мучитель дал отмашку к выходу, она просто вся кипела от злости и нетерпения.
Она бросила враждебный взгляд назад через плечо на энорвийского чиновника и увидела, что и следующего в очереди путешественника он подвергает такому же детальному досмотру, через который прошла и она сама. Все стало понятным. И здесь постарались близнецы и их отвратительные деньги.
В этом есть определенный плюс. Один или двое из ее соперников могут выбыть из соревнования здесь и сейчас. Она пробежала глазами очередь и нашла Гирайза в'Ализанте. Не останавливайтесь, господин маркиз, но эта задержка давала ей маленькое преимущество, которое она не хотела упустить.
С дорожной сумкой в руке она вышла из здания таможни и поспешила к ближайшей от порта улице, где бы она могла наверняка найти полчище двухколесных кэбов. Сегодня их там почему-то не оказалось. Странно. Она обшарила глазами всю улицу вдоль и поперек. Перед ней предстали белые оштукатуренные здания с терракотовыми черепичными крышами, украшенными замысловатыми решетками из кованой стали. Причудливые надземные пешеходные переходы, соединявшие здания на верхних этажах. Шумные толпы загорелых энорвийцев, одетых в яркие одежды, согласно местной моде. Такая пестрота в более холодном климате показалась бы легкомысленной. Лоточные торговцы, возчики с тележками, садовники, огненно-красный одиночный велосипедист. Она увидела все это, но не увидела ни одного двухколесного частного кэба или тележки, запряженной осликом, или, на худой конец, любого средства передвижения, кроме старомодного медленно плетущегося мискина.
Невероятно. Аэннорве — большой процветающий портовый город. Каждый день в порт прибывают пассажиры, и им нужен транспорт, которого, похоже, здесь и в помине нет. Неужели опять близнецы постарались? Не может быть. Даже богатств Фестинетти не хватило бы на такую ловкую проделку.
Лизелл подошла к ближайшему лоточнику, этакому павлину в светло-вишневых одеждах, с блестящими черными кольцами волос, черными глазами и экстравагантными усами. Его глаза алчно загорелись при ее приближении.
— Где я могу найти кэб? — спросила она по-вонарски. Он выпучил на нее глаза, и она повторила вопрос. Он не понимал, и она повторила вопрос на кирендском, гецианском, затем перешла на ломаный грейслендский. Лоточник ответил на энорвийском, которого она не понимала. Широким жестом он показывал ей на свой товар — дешевые кожаные изделия, разложенные на лотке.
Ничего хорошего. Она направилась к другому лоточнику, который торговал вульгарной медной и стеклянной бижутерией. Торговец затрещал на энорвийском и затряс уродливыми безделушками.
Похоже, никто не говорит по-вонарски. Она могла ожидать такого невежества на Бомирских островах, но Аэннорве считался цивилизованным городом. Она пошла дальше по улице, но кэбов по-прежнему не было видно. Дорогая, тыквенного цвета четырехместная коляска, запряженная парой хорошо подобранных гнедых, резво пронеслась мимо. Лизелл успела заметить пассажира. Это была женщина с овальным белым лицом, гладким, как полированная галька, и на нем темные акульи глаза. Первый порыв был окликнуть эту бледнолицую акулу, но неловкость сковала ей язык. Злая на себя, она поплелась дальше, чувствуя изрядный вес своей дорожной сумки. Минут пять спустя, когда она заметила мула, тянущего телегу, доверху груженную капустой и морковкой, она уже не колебалась, а заспешила медленно ползущему транспортному средству, остервенело размахивая свободной рукой.
Возница натянул поводья и с удивлением уставился на нее. Седой энорвиец, сутулый, высокий и тощий, с морщинистым лицом, выглядывавшим из-под простой рабочей кепки. Он производил впечатление человека бедного и безобидного, оба качества и привлекли ее внимание. Сейчас все зависело от того, сумеет ли она с ним договориться.
Она попробовала заговорить на вонарском — он смотрел непонимающе. Второй язык, которым она воспользовалась, также оказался бесполезным, наконец она прибегла к лантийскому, который знала весьма поверхностно.
— Кэб? Эшно-таун? Ехать. Улицы. Ехать. Деньги, — чувствуя себя от такой речи полной идиоткой, она достала банкноту нового рекко и продемонстрировала пантомиму оплаты, после чего застыла с вопросительно вздернутыми бровями.
— Фиакр? — спросил незнакомец на лантийском.