Великий фетиш

Фасслер, контролер, перевернул первую доску с помощью заострённого Т-образного конца своей линейки для древесины и сделал пометку на листе учета. Гэлливан, удивляясь, какую же глупость он свалял, взявшись за работу на штабеле № 1040, поднял доску и отдал её Мишо. Мишо положил её на ближайший роллер и толкнул. Звяк! — роллеры покатились и увезли доску.

При нормальном развитии событий доска должна была продолжить путь до товарного вагона, где её ждали Камаре и Берген. Их рукавицы были вытянуты, чтобы схватить её, когда она замедлилась, остановилась и устремилась в обратную сторону. Звяк! — вновь покатились роллеры, но на этот раз в обратном направлении. Мишо тупо уставился на доску, когда она проехала прямо у него под носом, скатилась с края роллеров и шлепнулась на вершину штабеля.

Асерию не удалось застигнуть врасплох.

Но Фасслер ничего не знал об Асерии, кроме каких-то неясных разговоров о прыгающих досках, которых он в расчёт не принимал. Когда между ним и товарным вагоном оказалась вагонетка, он не мог разглядеть, что происходило, и просто предположил, что кто-то толкнул доску обратно по роллерам. Так он сказал, добавив несколько звучных выражений. Он был не слишком благочестивым человеком, несмотря на внешнюю хрупкость, сутулость и безобидность. Люди любили подшучивать над ним, но иной раз они собирались вокруг него и восторгались богатством его словарного запаса.

Гэлливан оскалился на него:

— Эй, Арчи, скажешь что-нибудь ещё? Уверен, слушать тебя — это как получать образование.

Но остальным было не до смеха. Камаре и Берген подошли со стороны товарного вагона. Камаре сказал:

— Меня снова начинает тошнить.

Берген продолжил:

— Будь я проклят, если буду работать в парке, полном привидений.

Мишо скептически приподнял бровь:

— Ты же не веришь в такие вещи, Оле?

— Что ж, не совсем. Но есть множество могущественных вещей, о которых ты не знаешь.

— Хорошо. Спорьте. А я отдохну.

И Мишо присел покурить.

Остальные всё объяснили недоверчивому Фасслеру. Наконец, не зная, что ещё поделать, они вернулись к работе. Мишо взялся лично сопровождать следующую доску к товарному вагону. Она неохотно двигалась; как раз перед тем, как они достигли дели, доска бросилась вперёд, в одну из дверей вагона, и вылетела в другую раньше, чем Камаре и Берген смогли остановить её.

Джо Ларошель увидел, что его рабочие сидят на трамвайных путях и размышляют о делах Вселенной. Он закричал:

— Возвращайтесь обратно и выгрузите доски, или, к чертям, вы будете искать другую работу!

Гэлливан усмехнулся.

— Конечно, сейчас ничего ужасного не случится? — он понизил голос. — И не будет ничего ужасного, Джо, если босс узнает о том приходном ордере, который ты вернул Джеку Смиду?

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказал Ларошель. — Но тем не менее я думаю, что есть и другие вещи, которые вы можете складывать.

В тот день так больше ничего и не удалось сделать со штабелем № 1040. Ларошель, если у него была душа, вёл тяжёлую душевную борьбу. У него был четкий приказ от Прингла, но он не мог применить обычный метод принуждения из-за щекотливой ситуации с приходным ордером. К ночи вторника он набрался храбрости, чтобы доложить Принглу.

Прингл резко произнёс:

— Звучит так, как будто они получили изрядно чёртовой независимости. Может быть, профсоюзный организатор добрался до них, в конце концов. Посмотрим. Я придумаю что-нибудь до завтра, может быть.

Они не были друг с другом откровенны. Ларошель, очевидно, не мог объяснить, почему он не обошёлся сурово с бригадой, и Прингл не мог рассказать об Асерии из страха, что люди начнут стучать пальцами по голове. Он сам не был уверен в своей вменяемости. Он думал о том, чтобы поехать в Атику для обследования, но боялся сделать это: доктор мог найти неполадки в его часовом механизме.

Утром в среду Прингл направился к лесопилке. Там он увидел что-то, что наполнило его страхами и мрачными предчувствиями. Пожилой, истощённый мужчина разглядывал товарный вагон, который стоял на тупиковой рельсовой ветке. На первый взгляд безобидное сочетание. Но пожилой мужчина был главным нью-йоркским товарным агентом, а вагон был тем самым, который прибыл с грузом извести несколько месяцев назад. У Прингла не нашлось места для хранения извести, и он не хотел строить ангар и не хотел платить за простой вагона. Поэтому он поставил вагон на край путей и укрыл кустарником. Там он и стоял, служа свободным складом, пока Прингл не разгрузил его на досуге, а Центр не стал вяло интересоваться, что сталось с вагоном. Сейчас маскировка была снята.

— Мы интересовались, где находился этот вагон, — обвинительно произнёс Адамс, агент.

— Полагаю, это просто вылетело у меня из головы, — неубедительно ответил Прингл.

— Может быть. Похоже, вы задолжали нам за три месяца простоя. Завтра первым делом я вышлю счёт, — и Адамс сурово удалился.

Позже Прингл разозлился на Ларошеля:

— Если я найду того, кто убрал кусты, я убью его…

Когда Ларошель ушёл, женский голос произнёс:

— Я убрала ветки от вагона, мистер Прингл.

Между двумя штабелями стояла Асерия.