Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»

…Между прочим, за годы, прошедшие после триумфальной победы при Заме-Нараггаре, бывший народный кумир (любовь народа порой бывает не только непостоянна, но и грозит непредвиденными последствиями) не проявлял никакого интереса к активной политической деятельности. Он не стал претендовать на наместничество в какой-либо зарубежной римской провинции, как это часто делали отслужившие срок римские консулы. Его не интересовали ни Македония, ни Испания. Вполне возможно, что Сципион хотел оставаться у сената «под рукой», чтобы ответить на призыв, который неизбежно последует, если Отечество снова окажется в опасности! И по сути он был прав, поскольку Ганнибал уже тогда предлагал Антиоху военную экспедицию против Италии. А пока он смирился с тем, что толпа, как всегда переменчивая и забывчивая, предпочла заходящему солнцу новые восходящие звезды: ни его брат Луций, ни его верный легат Гай Лелий так и не смогли стать консулами ни от патрициев, ни от плебеев. В Риме ему делать было нечего: в сенате всем заправляли враги его рода – Клавдии, и с огромным удовольствием он погрузился в столь любимые им греческие книги и литературно-философские беседы с другими книгочеями и эстетами в своем италийском имении. Кто-то даже остроумно сказал, что африканский лев снова засажен в клетку, откуда его в свое время выпустили, чтобы он продемонстрировал свои невиданные трюки…

Рассказывали, что при дворе Антиоха в Эфесе Сципион увиделся со старым врагом-изгнанником и любезно побеседовал с ним. Им было о чем вспомнить и побеседовать о том, в чем они разбирались тогда лучше всех остальных – о… вечном – о войне, поскольку нет «МiРА» без Войны! Не все историки склонны верить в подлинность этого события.

И все же давайте познакомимся с одной из наиболее известных версий этой встречи «вне поля боя» двух самых знаменитых полководцев того времени.

Так, в частности, Сципион спросил знаменитого карфагенянина, кого он считает величайшим полководцем. Тот назвал первым Александра Македонского, который с небольшим войском разгромил огромные полчища врага и проник в отдаленнейшие страны; вторым – Пирра, который первым (что весьма спорно!) начал устраивать укрепленный воинский лагерь, искусно расставлять караулы, лучше всех использовал особенности местности себе на пользу и прослыл большим мастером осады городов, а третьим… себя, любимого. Последовал новый вопрос Сципиона: «Что бы ты сказал, если бы ты победил меня?» Ганнибал не раздумывая ответил: «Тогда я считал бы себя выше и Александра, и Пирра, и всех других полководцев». Из этой беседы выходило, что либо Ганнибал лукаво дал понять Сципиону – его он считает вообще вне всякой конкуренции, либо… утонченно издевался над своим победителем. (Так или иначе, но он знал, что говорил: именно Сципион тактически переиграл его – гения тактики – под Замой и, что самое главное, стратегически выиграл затянувшуюся Ганнибалову войну!)

Впрочем, отнюдь не исключено, что эта быль на самом деле могла быть позднейшей фантазией проримски настроенных античных историков, обожавших приукрашивать историю Вечного города.