Великий герцог Мекленбурга

Кремлевские сидельцы тихонько ахнули: «Немец по-нашему говорит!» Но мысль всем показалась удачной, и началась суета. Подводили коней одним, сажали на телеги других. Иван Никитич тем временем, улучив минутку, подошел ко мне и спросил вкрадчивым голосом:

– А не помнишь ли ты меня, князь?

– Я, боярин, столько поганых рож за свою жизнь видел, что всех и не упомню. Ты если чего сказать хочешь, так скажи.

– Скажу, князь, – ничуть не смущаясь, продолжал Романов, – отчего же не сказать. Ты, князь, от свейского короля послан, видать, чтобы уговорить нас королевича Карла Филипа царем избрать. А я к его королевскому величеству Густаву Адольфу давно расположен и голос за брата его мог бы отдать.

– Приятно слышать разумные речи, боярин. Его королевское высочество Густав Адольф, несомненно, будет благосклонен к сторонникам его брата, не говоря уж о благодарности самого Карла Филипа, – отвечал я боярину, не уставая дивиться его бойкости: не успел фактически из плена выбраться, а уже интриги плетет, сукин сын.

Однако поговорить нам не дали – к боярину подбежала женщина с озабоченным лицом, в которой я узнал мать Миши – инокиню Марфу.

– Охти мне, Иван Никитич, Миши нигде нет!

– Вот же бестолковый отрок, – с досадой отозвался Иван Никитич, – да не тревожься, матушка, найдется твой неслух, не иголка, чай!

– Да, как же найдется, он же ровно дите малое, его всякий обидеть может!

– Ну ладно, сейчас велю поискать его холопам, никуда он не денется, – огорченно вздохнул боярин с видом кота, у которого из-под носа убрали миску сметаны.

– Вот что, Иван Никитич, где я остановился, в ополчении всякий знает. Обустроишься – приходи, я гостям всегда рад, – усмехнувшись, сказал я боярину и, не дожидаясь ответа, тронул коня.

Виновник переполоха тем временем с любопытством разглядывал амуницию моих драбантов, а Казимир с лукавой улыбкой рассказывал ему какую-то небылицу.

– Здравствуй, Миша, – воскликнул я, подъезжая к ним, – ты меня узнаешь?

– Ваня, – отвечал он радостно, – где ты был? Я уж думал, и не увижу тебя больше.

– Ну что ты, Миша, это гора с горой не сходятся, а человек с человеком встретятся обязательно.

– А я матушку потерял, – поведал мне юный Романов.

– Ну, это не беда, я видел твою матушку и дядюшку – они, кстати, тоже тебя ищут. Вот что, давай я пошлю человека предупредить твоих, что ты нашелся, а ты тем временем погостишь у меня. Я ведь у тебя в гостях был, а ты у меня еще нет.

– Я могу съездить к боярину, – с готовностью вызвался Казимир.

– Съезди, голубчик, сделай милость, да возьми с собой драбантов – и на обратном пути приведете к нам перебежчиков, – отозвался я и, понизив голос, добавил: – И с боярином не торопись.

– Я бы погостил, – с обезоруживающей улыбкой отвечал нам юноша. – Но я не умею верхом.

– Ну, это не беда, боярич, это полбеды, – усмехнулся стоящий рядом Рюмин, подсадил отрока в седло и запрыгнул сзади.

Мой форт произвел на Мишу впечатление ничуть не меньшее, чем мои драбанты. А когда мы торжественно въехали в ворота и нам отдали честь караульные, он и вовсе обрадовался как ребенок. Спешившись, мы поднялись по ступенькам на второй ярус и прошли в мои покои, где нас встретила с поклоном Настя и поднесла с дороги кубки с вином. Михаил, похоже, впервые видел женщину в европейской одежде, едва не потерял дар речи и только смотрел во все глаза. Вино он, видимо, тоже пил впервые, и вскоре лицо его пылало не только от смущения. Когда Настя вышла и способность соображать вернулась к отроку, он обратил внимание на окружающее убранство. Прямо над креслом, предназначенным для меня, висел щит с мекленбургским гербом.

– А отчего бык в короне?

– Это мой герб – герб Мекленбурга, а корона герцогская.

– А ты герцог?

– Да, я великий герцог Мекленбургский.

– А это что? – указал Миша на висящий рядом гобелен, изображавший великана, переносящего через реку младенца на своих плечах.

– Это покровитель моего герцогства святой Христофор, переносящий Христа через реку. А поскольку меня в моих землях называют Странником, святой Христофор, опекающий путешественников, и мой покровитель.

– А отчего он не с песьей головой? – тут же последовал вопрос.

– Не знаю, Миша, у нас его так рисуют.

– «Одеждами от кровей украшаяйся, Господеви предстоиши Царю сил, Христофоре приснопамятне: отонудуже со безплотными и мученики поеши трисвятым и страшным сладкопением: темже молитвами твоими спасай стадо твое», – процитировал Миша нараспев Тропарь.

– А это что…

– Где? – спросил я, но Миша, кажется, забыл, о чем спрашивал.

В горницу вбежала, шлепая босыми пятками, Марьюшка, а за ней, пытаясь ее перехватить, Ксения.

– Вот ты где! – закричала маленькая оторва, подбежав и тут же забравшись ко мне на руки. – Где ты был так долго? Вишь какой!