Великий Гэтсби

После смерти Гэтсби Восток наполнился для меня призраками и видениями, настолько уродливыми, что мое сознание отказывалось их воспринимать. Поэтому, когда закурились синие дымки от сжигаемых опавших листьев, а порывистый ветер стал парусить развешанное на веревках белье, я решил вернуться домой.

До отъезда надо было сделать одно дело, щекотливое и неприятное, за которое очень не хотелось браться. Однако я знал, что следует расставить все точки над «i», а не полагаться на то, что равнодушное море окажет мне услугу и поглотит оставленный мной мусор. Я встретился с Джордан Бейкер и поговорил с ней о том, что произошло с нами, и о том, что произошло потом со мной. Она слушала меня, почти без движения полулежа в огромном кресле.

Она оделась для игры в гольф, и я подумал, что она словно сошла со страниц иллюстрированного журнала: игриво вздернутый подбородок, волосы цвета осенней листвы, золотисто-коричневый загар на лице и такого же цвета перчатка без пальцев на колене. Когда я закончил свой рассказ, она без всяких комментариев заявила мне, что с кем-то обручена. Про себя я усомнился в этом, хотя знал, что стоит ей кивнуть головой, как со всех сторон сбегутся женихи, и поэтому изобразил притворное изумление. На какое-то мгновение у меня мелькнула мысль, не совершаю ли я ошибку, однако, снова все вспомнив, я встал, чтобы попрощаться с ней.

– И все-таки это вы меня бросили, – вдруг сказала Джордан. – Тогда, по телефону. Теперь-то мне на вас наплевать, но тогда это стало для меня неожиданностью, и я долго не могла прийти в себя – впервые бросили меня, а не я.

Мы пожали друг другу руки.

– Да, вы помните наш давнишний разговор о вождении? – добавила она.

– Ну, не совсем.

– Вы сказали, что плохой водитель в безопасности лишь до тех пор, пока ему не попадется другой плохой водитель. Так вот, я встретила еще одного плохого водителя. Не понимаю, как я так ошиблась. Мне казалось, что вы честный, прямой человек. Я считала, что это предмет вашей тайной гордости.

– Мне тридцать, – ответил я. – Я уже пять лет как вышел из того возраста, когда можно лгать самому себе и почитать это за честь.

Она не ответила. Я повернулся и ушел: злой, наполовину влюбленный и бесконечно несчастный.

Как-то днем в конце октября я встретил Тома Бьюкенена. Он шел впереди меня по Пятой авеню – как всегда, начеку, агрессивно расставив руки, готовые смести любую преграду, и вертя головой по сторонам. Не успел я сбавить шаг, чтобы не нагнать его, как он остановился и, нахмурившись, стал рассматривать витрину ювелирного магазина. Он вдруг заметил меня и повернул назад, еще издали протягивая руку.

– В чем дело, Ник? Ты не хочешь пожать мне руку?

– Нет, не хочу. Ты знаешь, что я о тебе думаю.

– Да ты спятил, Ник! – вскричал он. – Совсем спятил. Уж не знаю, что там с тобой случилось.

– Том, что ты сказал Уилсону? Тогда, днем? – спросил я.

Он молча уставился на меня, и тут я понял, что моя догадка относительно выпавших из поля зрения следствия нескольких часов полностью подтвердилась. Я было повернулся, чтобы уйти, но он шагнул вперед и схватил меня за руку.

– Я сказал ему правду. Он явился ко мне домой, когда мы уже собирались уезжать. Когда дворецкий по моему приказанию ответил, что нас нет дома, он попытался силой прорваться наверх. Он был настолько не в себе, что убил бы меня, если бы я ему не сказал, кто владелец машины. В кармане он сжимал револьвер.

Он умолк, а потом дерзко бросил мне в лицо:

– Да и что с того, скажи я ему всю правду? Этот субъект рано или поздно все равно бы нарвался. Напустил пыли в глаза и тебе, и Дейзи, а сам – бандит, да и только. Переехал Миртл, как собачонку, и даже не притормозил.

Я не мог ничего возразить, кроме того, что все это неправда, но промолчал.

– А что до страданий… Слушай, когда я пошел отказываться от квартиры и увидел на буфете эту проклятую коробку корма для собак, я сел на пол и заревел, как ребенок. Господи, какой ужас…

Я не мог ни простить, ни посочувствовать ему, но было понятно, что с его точки зрения все его действия полностью оправданны. Он до крайности запутался из-за своей беспечности. Они были беспечны, Том и Дейзи, – ломали вещи и людские судьбы, а затем отступали под защитой своих денег или своей безграничной легкомысленности, или чего-то еще, что удерживало их вместе, оставляя другим разбираться с тем, что они сделали…

Я все-таки пожал ему руку: мне показалось глупым отказываться от этого, поскольку я вдруг почувствовал, что говорю с ребенком. Потом он зашел в ювелирный магазин, чтобы купить жемчужное ожерелье или просто запонки, и навсегда избавил себя от моей провинциальной щепетильности.