Великий Гэтсби. Ночь нежна

Хотя рвать цветы запрещалось, они сами лезли внутрь – плетистые розы «Дороти Перкинс» настойчиво протягивали в каждое окно свои ветки, которые медленно покачивались в такт движению вагона и наконец нехотя отставали, снова примыкая к кусту, а в окна уже заглядывали следующие.

В верхнем отсеке группа англичан, стоя, шумно восхищалась бездонностью неба, но вдруг среди них возникло какое-то замешательство: расступившись, они пропустили молодую пару, которая, беспрестанно извиняясь, пробиралась в нижнее отделение вагона, где сидел Дик. Молодой человек с глазами, как у оленьего чучела, был явно романского происхождения; девушка была – Николь.

Весело отдуваясь после затраченных усилий, они плюхнулись на скамью, потеснив уже сидевших там англичан.

– Привет! – сказала Николь.

Она выглядела прелестно, но Дик сразу заметил, что что-то в ней изменилось, секунду спустя он понял, что именно: ее тонкие пышные волосы были подстрижены, завиты и взбиты на манер Айрин Касл. При виде этого создания, одетого в зеленовато-голубой свитер и белую теннисную юбку, само собой напрашивалось сравнение с первым майским утром, никаких следов пребывания в клинике не осталось и в помине.[34]

– Уфф! – выдохнула она. – Ну и наделали мы шуму. Нас арестуют, как только мы доедем до конца. Доктор Дайвер – граф де Мармора, – представила она друг другу своих знакомых. – Ну и ну! – Ее рука коснулась новой прически. – Сестра взяла билеты в первый класс, для нее это вопрос принципа. – Она переглянулась с Марморой и воскликнула: – А оказалось, что первый класс – это отсек сразу за кабиной вожатого, там окна занавешены на случай дождя, и ничего не видно. Но для сестры престиж важнее… – Николь и Мармора снова переглянулись и рассмеялись, словно подростки, отлично понимающие друг друга с полуслова.

– Куда вы направляетесь? – спросил Дик.

– В Ко. Вы тоже? – Николь окинула взглядом его костюм. – Это ваш велосипед торчит там, впереди?

– Да. Хочу в понедельник спуститься на нем.

– А меня посáдите на раму. Хорошо? Нет, правда – возьмете? Ничего лучше невозможно себе вообразить.

– Но я могу снести вас вниз на руках, – энергично запротестовал Мармора. – Или съехать вместе с вами на роликах. А еще лучше – брошу вас с вершины, и вы будете медленно парить, как перышко.

На лице Николь было написано, как ей это нравится – быть перышком, а не свинцовой гирей, парить, а не тяжело волочить ноги по земле. Она одна была как целый карнавал – то изображала чопорную скромницу, то принимала игривые позы, то гримасничала и дурачилась. Но порой откуда-то все же набегала тень, и величавая горечь былого страдания пронизывала ее до кончиков пальцев. Дику хотелось исчезнуть, чтобы не служить ей напоминанием о том мире, который она оставила позади, и он решил, что остановится в другом отеле.

Когда фуникулер неожиданно замер на полпути, те, кто совершал этот подъем впервые, испытали удивительное ощущение – будто они зависли между синью двух небес. Остановка потребовалась для того, чтобы вожатые встречных вагонов могли обменяться некими загадочными знаками. Потом вагон снова двинулся в путь, все выше и выше, над лесной тропой и узким ущельем, затем вдоль склона, который весь, от места, где находились пассажиры, до самого неба, густо зарос нарциссами. Теннисисты на кортах у озера в Монтрё казались отсюда маленькими крупинками. В воздухе повеяло чем-то новым, его изумительная свежесть претворялась в музыку, по мере того как вагон вплывал под свод верхней площадки, – это в саду отеля играл оркестр.

Когда они пересаживались в поезд горной железной дороги, музыку заглушил громкий плеск воды, спускаемой из гидравлической камеры. Ко находился теперь прямо над их головами, на переднем плане в лучах заходящего солнца тысячей окон пламенел огромный отель.

Теперь подъем был другим: обтекаемый встречным потоком воздуха, надсадно отдувающийся ослик-паровичок, выбрасывая косые снопы искр из трубы, тащил пассажиров кругами, по спирали, все выше и выше, и с каждым витком отель вырастал в размерах; вот они нырнули в низкие облака, и Дик на время потерял Николь из виду, а потом вдруг, как по волшебству, они вырвались на ослепительный солнечный свет и оказались на самой вершине.

В вокзальной суете, когда Дик, вскинув на плечо рюкзак, пробирался вперед, чтобы забрать из багажного отделения велосипед, Николь оказалась рядом.

– Вы остановитесь не в нашем отеле? – спросила она.

– Я стараюсь экономить.

– Тогда, может быть, как-нибудь пообедаете с нами? – Разговор на время прервала возникшая неразбериха с багажом. Потом Николь продолжила: – Познакомьтесь: моя сестра – доктор Дайвер из Цюриха.

Дик учтиво поклонился высокой даме лет двадцати пяти. Она показалась ему одновременно и самоуверенной, и ранимой, напомнив знакомых женщин с нежными губами-бутонами, под которыми скрывались острые зубы, всегда готовые закусить удила.

– Я загляну после обеда, – пообещал Дик. – Нужно немного акклиматизироваться.