Великий Гэтсби. Ночь нежна

– Это я понял. Даю пятьдесят. Да отстаньте вы! – Последние слова относились к назойливому шоферу, который опять наступал на Дика. Сплюнув, таксист окатил его презрительным взглядом.

Накопившаяся за неделю злость взыграла в Дике и потребовала выхода в решительном действии – согласно благородным традициям его родины: он сделал шаг вперед и ударил таксиста по лицу.

Вмиг вся четверка бросилась к нему, размахивая руками и пытаясь окружить, – безуспешно: Дик стоял, прижавшись спиной к стене, и бил наудачу, посмеиваясь; эта комическая драка, с фехтовальными выпадами и скользящими притворными ударами, продолжалась несколько минут с переменным успехом. Потом Дик споткнулся и упал; чей-то кулак достал его, но ему удалось подняться на ноги, барахтаясь в кольце враждебных рук, которое вдруг разомкнулось. Послышался какой-то новый голос, завязался новый спор, но Дик не вникал в него, он снова стоял, прислонившись к стене, тяжело дыша и бесясь от унизительности положения, в котором оказался. Он видел, что никто ему не сочувствует, но не мог и мысли допустить, что не прав.

Чтобы разобраться, решили отправиться в полицию. Кто-то поднял с земли и вручил ему шляпу, кто-то осторожно поддержал под руку, и так, в окружении таксистов, он зашагал вперед. Завернув за угол, все вошли в неуютную пустую казарму, где в тусклом свете единственной лампочки скучали карабинеры.

За столом сидел капитан; услужливый тип, остановивший драку, долго объяснял ему что-то по-итальянски, временами указывая на Дика и не возражая, когда таксисты перебивали его страстно-обличительными и скорее всего оскорбительными возгласами. Капитан нетерпеливо кивал, потом поднял руку, и многоголовая гидра, тявкнув напоследок еще разок-другой, смолкла. Капитан обратился к Дику:

– Вы говорить итальянский?

– Нет.

– Говорить французский?

– Oui, – обрадовался Дик.

– Хорошо. – Капитан перешел на французский. – Послушай меня: езжайте в свой «Квиринале», выспитесь. Послушай: вы пьяны. Заплатите столько, сколько требует шофер. Вы меня поняли?

Дик замотал головой.

– И не подумаю.

– Как это?

– Я заплачу сорок лир. Этого вполне достаточно.

Капитан встал из-за стола.

– Послушай! – угрожающе воскликнул он. – Вы пьяны. Вы побили шофера. Вот так и вот так. – Он нанес воображаемый удар справа, потом слева. – Скажите спасибо, что я вас отпускать. Заплатите столько, сколько он говорит, – сто лир. И езжайте в «Квиринале».

В ярости от унижения, Дик уставился на него негодующим взглядом.

– Ну ладно же! – Он развернулся, ничего не видя вокруг от злости. Перед ним, хитро ухмыляясь, стоял человек, который привел его в участок. – Я поеду, – крикнул Дик, – но сначала разберусь с этим малым!

Он рванулся мимо опешивших карабинеров прямо к ухмыляющейся физиономии и нанес сокрушительный хук слева. Мужчина рухнул на пол.

На мгновение Дик застыл над ним в злобном триумфе, но прежде чем первый проблеск сомнения сверкнул у него в мозгу, весь мир закружился перед глазами; его прикладами сбили с ног, и свирепый град кулаков и ботинок обрушился на него. Он почувствовал, как, словно гравий под ногами, хрустнул нос, и глаза, как камешки из рогатки, выскочили из орбит и вернулись на место. Под впечатавшимся в бок каблуком треснуло ребро. На миг он потерял сознание, но тут же пришел в себя, когда его рывком подняли на ноги, усадили и защелкнули на запястьях наручники. Он машинально отбивался. Лейтенант в штатском, которого он отправил в нокдаун, встал, приложил носовой платок к челюсти, посмотрел на оставшиеся на нем следы крови, подошел к Дику, размахнулся и мощным ударом свалил его со стула.

Неподвижно лежавший на полу доктор Дайвер очнулся, когда на него выплеснули ведро холодной воды. Пока его, схватив за запястья, куда-то волокли, он приоткрыл тот глаз, который заплыл не полностью, и сквозь кровавую пелену различил мертвенно-бледное лицо одного из таксистов.

– Пошлите кого-нибудь в отель «Эксельсиор», – просипел Дик. – Найдите мисс Уоррен. Даю двести лир! Мисс Уоррен. Due centi lire! Ах вы сволочи… сво…[57]

Глаза застилала кровавая пелена, он задыхался и всхлипывал, но его продолжали волочить по каким-то неровным поверхностям, пока не дотащили до каморки, где швырнули на каменный пол. Потом все вышли, дверь лязгнула, и он остался один.

XXIII