Великий главнокомандующий И. В. Сталин

Следующим я хочу дать пример «бюрократического» способа спора, т. е. спора, когда оппонент вместо своих мыслей и знаний приводит мысли авторитетов, впрочем, не стесняясь по примеру Анфилова и мошенничать. Ниже я дам несколько отрывков из статей генерал-полковника М.А. Гареева, которые посвящены дезавуированию моей критики его работ.

«…В последние годы к ниспровергателям Г.К. Жукова присоединился Ю.И. Мухин, который весьма уверенно поучает всех в области военной стратегии, но, в отличие от А.Н. Мерцалова, хвалит И.В. Сталина, — и оба вместе они поносят Г.К. Жукова. В упоминавшейся уже публикации, разбирая нашу статью «Семь уроков Великой Отечественной», он в разнузданной, оскорбительной форме обвиняет ее авторов во всех грехах. Между прочим, для того, чтобы употреблять резкие и оскорбительные выражения, ни особых знаний, ни каких-либо достоинств, ни смелости сегодня не требуется. Люди, злоупотребляющие этим, унижают только себя. Мы не можем себе такого позволить. К чему же конкретно сводятся критические замечания Ю.И. Мухина, если отбросить обвинения общего порядка, о которых уже было вкратце сказано выше?

Прежде всего Ю.И. Мухин усмотрел «мошенничество» в «искажении» содержания директивы Генштаба от 21 июня 1941 года. В нашей статье директива излагается не в полном объеме. Мы привели лишь указание И.В. Сталина, данное им после прочтения ее первого варианта. А Ю.И. Мухин дает окончательный вариант документа, который Г.К. Жуков и Н.Ф. Ватутин отработали на основе указаний И.В. Сталина.

Дальше уже идут ни на чем не основанные догадки и домыслы Ю.И. Мухина. Так, он полагает, что приказ о приведении войск (сил) в боевую готовность был отдан раньше, и, в частности, утверждает, будто бы распоряжение на вскрытие секретных пакетов отдано 18 июня. Откуда это взято, автор не сообщает. Если им выявлен какой-то до сих пор неизвестный исследователям документ, так нужно назвать его! Мы еще раз проверили по документам Генерального штаба утверждение Ю.И. Мухина и убедились, что такого распоряжения не было. Не упоминается об этом и в воспоминаниях Г.К. Жукова, A.M. Василевского, других военачальников.

Только для сил Военно-морского флота 19 июня 1941 года был передан сигнал «Готовность № 2», означавший сбор личного состава на кораблях, в штабах и усиленное боевое дежурство. В этот же день было отдано распоряжение о маскировке аэродромов, выделении управлений фронтов и занятии ими полевых пунктов управления.

Ю.И. Мухин описывает, как, по его мнению, все должно было происходить накануне войны. А как было в действительности? Этот вопрос требует пояснения, поскольку в последние годы его просто запутали. Как могло быть отдано распоряжение 18 июня 1941 года, если И.В. Сталин еще и 21-го считал преждевременным давать директиву о приведении приграничных военных округов в боевую готовность? А ведь до начала войны оставалось не более 5 часов! Ю.И. Мухин пишет: «Как глава страны-неагрессора может узнать, что его страна вступила в войну, если ее границы еще не нарушены, а нота о начале войны еще не поступила?» А как быть командиру дивизии или полка, когда противник бомбит и обстреливает, как узнать — война это или провокация?

Ноты об объявлении войны могут и не поступать, но непременным условием стратегического руководства является правильная оценка военно-политической обстановки и предвидение перспектив ее развития, своевременное ориентирование об этом в пределах необходимого подчиненных командиров и штабов. На самом деле в 1941 году военно-политическое руководство лишь в 23 ч. 30 мин. 21 июня приняло решение, направленное на частичное приведение пяти приграничных военных округов в боевую готовность. Директива, по существу, не давала разрешения на ввод в действие плана прикрытия в полном объеме, так как в ней предписывалось «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». В пункте «а» директивы от 21 июня 1941 года сказано: «В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе». А что делать полевым и всем другим войскам: производить ли оперативное развертывание? — не ясно.

Если бы, как было запланировано, в округа направили заранее установленный сигнал: «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 г.», на оповещение войск ушло бы 25–30 мин. Но поскольку была направлена директива, которая ограничивала приведение в действие оперативных планов (а следовательно, во всех инстанциях ее нужно было расшифровывать и снова зашифровывать для подчиненных), то на оповещение и постановку задач ушло до 3–5 ч., а многие соединения никаких распоряжений вообще не получили, и сигналом боевой тревоги для них явились разрывы вражеских бомб и снарядов.