Великий государь

— Прости меня, грешного, святая душа! Прости недостойного! Господи, как мне искупить вину свою? — С этими словами Филарет встал, трижды осенил Ксюшу крестом и громко произнёс: — Отец Всевышний, и Ты, Матерь Богородица, заступница сирых, поднимите её, праведницу, дайте ей жизнь щедрую во имя Отца и Сына и Святого Духа! — И, продолжая осенять крестом Ксюшу, опочивальню и Бутурлина, патриарх покинул его палаты.

Не зная, о чём подумать, воевода подошёл к Ксюше, хотел спросить, что произошло, но увидел её закрытые глаза, на лице светился лёгкий румянец, она спала, и воевода на цыпочках ушёл из покоя.

Вернувшись в Кремль, Филарет пришёл в царский дворец и обо всём рассказал сыну, что случилось в палатах Бутурлина, потом спросил:

— Сын мой, царь-батюшка, будешь ли ты судить колдунью Щербачёву или церкви позволишь и розыск и суд?

— Ни сам не буду, батюшка, ни тебе не велю. Всевышний осудит её и накажет праведно. Тебя же прошу о милости. Приходили ко мне ноне ходоки из Кириллова монастыря, просили за князя Хворостинина. Сказывали иноки, что очистился он от грехов и скверны покаянием и послушанием великим. Теперь же просит вернуть его в отчий дом, дабы прахом лечь рядом с родимым батюшкой и матушкой. А ходоки те ещё здесь. Скажи им свою волю. Я так думаю, что мало мы творим добра своим детям, оттого Всевышний нас и наказывает.

— Истинно глаголешь, сын мой. Будем милосерднее, — ответил Филарет.

На другой день утром ходоков из Белоозерья привели к патриарху. Он принял их, согрел тёплым словом и вручил грамоту, в коей написал, что бывшему князю, рабу Божьему Ивану Хворостинину, дана воля, ему возвращены княжеское имя, палаты, подворье и вотчины.

Спустя месяц князь Иван вернулся в Москву, прожил около года тихо-мирно затворником в своих палатах и незаметно умер. Его похоронили на кладбище Донского монастыря рядом с родителями.

Глава двадцать третья Едет государь

Царь Михаил всё ещё пребывал в унынии. Безвременная смерть царицы Марии ещё довлела над ним. Он много молился, искал утешения в Боге. Но тоска не убывала. И как-то он позвал во дворец боярышню Ирину Щербачёву. От неё веяло чем-то лесным, диким. Чёрные жгучие глаза выдавали в ней неведомую силу и власть над человеком.

Михаил по простоте душевной спросил Ирину без обиняков:

— Ты что же, не любила царицу? Вы же подруги.

— Любила. Токмо она мне дорогу перешла.

— И у тебя возник умысел? — Царь смотрел на Ирину добрыми карими глазами и с удивлением. Вот прожигает юная колдунья его смоляными глазами, чего хочет — царь не может угадать, но по спине холодок пробегает.

— Сам прорвался, не ведаю как! — ответила она.

— По-кошачьи цапнула, как мышку. Ишь, какая прыткая! — Царь нахмурился, потому как подумал, что напрасно не наказал её.

А взгляд Ирины стал его одолевать: слабость по телу поплыла от нутра и вниз к ногам, в глазах затуманилось, Михаил ущипнул себя больно и очнулся, неожиданно жёстко сказал:

— Неприятна ты мне, а колдовство твоё поруху наносит. Завтра же уезжай в Каргополь молиться.

Щербачёва не проявила покорности, головы не склонила, лишь улыбнулась. Царедворцы, кои были допущены послушать беседу с молодой колдуньей, ждали большей царской опалы. Но тут же поблагодарили Господа Бога за то, что их царь добр и не злопамятен. Царь Михаил велел стольнику Василию Бутурлину и своему прежнему сотоварищу князю Ивану Черкасскому проводить Щербачёву до Дмитрова, а там отдать под надзор и сопровождением приставам. Сам же ещё глубже ушёл в уныние.

В эти дни к царю каждый вечер приходил отец. Побеседовав с думным дьяком Иваном Грамотиным и узнав все последние новости из зарубежных держав, Филарет пересказывал всё царю. И был вечер, когда Филарет поведал сыну, что в Москву едет посол Персидского шаха Аббаса и везёт необыкновенные подарки. Ещё патриарх сказал сыну, что посол шаха Руссан-Бек просит русского царя приготовить ему встречу по христианскому обычаю: с духовенством, хоругвями и чудотворными иконами. Удивился царь Михаил причудам персидского посла, совета спросил у патриарха.

— Сия просьба загадочна, — ответил Филарет. — Так мы встречаем токмо единоверцев. Надо всё обдумать и с иереями посоветоваться. Зачем урон нашей церкви?

— Посоветуйся, государь-батюшка. Да и вызнай, с чем едет к нам Руссан-Бек. Не думаю, чтобы насмешку замыслил над нашей верой, — заключил царь.

И он не ошибся: ехали ж персы в Россию с чистой душой. Вскоре загадочная просьба Руссан-Бека раскрылась.

Послов из Персии встречали далеко за московскими заставами и в чистом поле тысячной толпой во главе многих иерархов и архиереев. Патриарх Филарет вызнал-таки, с чем едет персидский посол И был рад, что Россия обретёт такой подарок.

Руссан-Бек увидел удивительное зрелище. Его встречали сотни священников, над ними развевались хоругви, сверкали на солнце золотые оклады чудотворных икон. Сотни певчих пели псалмы, над шествием курился ладан.