После устранения замечаний, проведенных в ходе конкурса, документация была передана на завод № 116, а опытный образец Яковлев распорядился готовить для участия в Парижской выставке.
Но окончательные итоги авиационного конкурса подвел Н.С. Хрущев. Он сказал, что «есть мнение поддержать чехословацких товарищей», и это мнение оказалось решающим. Самолет Як-30 в серию не пошел. Последствия этого «политического» решения ощущаются до сих пор.
Обо всем этом Александр Сергеевич вспоминал на долгом пути из Дракина в Москву, и вид его был столь удрученным, что шфер не стал даже останавливаться в «огуречной столице Подмосковья», о чем Яковлев уже в Москве очень пожалел.
Осень патриарха
Позвонил из Дубны Березняк, напомнил про свой юбилей, сказал, что был бы рад видеть его в гостях. Яковлев оживился. Он с интересом наблюдал за ростом этого дубненского скромняги и понимал, что это один из самых ярких конструкторов-ученых, что находятся сейчас на острие научно-технического прогресса в ракетной области. Он со времен поездки в 1946 году в Германию был соратником таких видных ракетчиков, как С.П. Королев, В.П. Глушко, А.М. Исаев, Б.Е. Черток и др.
На настольном календаре он записал: «29 декабря 1972 г. – Березняк, 60 лет. Дубна».
Решил, что непременно поедет поздравить нового друга, несомненно, будущего Героя. Тем более что никогда не был в Дубне. Точнее, в том месте, где сейчас эта самая Дубна, он был – в 1939 году. Тогда он был в составе советской делегации, которая принимала на борту теплохода «Красный Перекоп» немецкую делегацию, прибывшую с ответным визитом на наши авиационные заводы. Была осень, моросил дождь, и красоты канала имени Сталина не впечатлили гостей. В кают-компании стюарды разносили бокалы, говорились тосты и пожелания долгого мира, так что к истоку канала прибыли уже навеселе. Теплоход дал протяжный гудок, и все потянулись на палубу, и тут не только у немцев, но и у наших отвисли челюсти: там, где воды Волги вливались в канал, по обоим берегам рукотворной реки стояли две исполинские гранитные статуи – Ленина и Сталина. Таких гигантских изваяний Яковлев никогда не видел ни до, ни после. Да и остальные тоже. Теплоход, сделав круг, причалил у маяка, на правом берегу канала, близ железнодорожной станции Большая Волга. Там на берегу на гранитных плитах у подножия памятника Сталину руководство треста Каналстрой (Управление капитального строительства НКВД) накрыло столы, главным блюдом на которых была рыба, выловленная тут же: стерлядь, севрюга, осетр, налим и др.
Яковлев отогнал от себя видение тех давних лет и вспомнил, что он еще раз был в этих краях, и это тоже было связано с немцами: в 1947 году он приезжал сюда разбираться с каким-то конфликтом, возникшим в коллективе немецких конструкторов, которых привезли сюда в надежде, что они вдохнут новые силы в дело создания реактивных самолетов. Яковлев тогда был против участия немцев в наших программах, и жизнь показала, что он был прав.
Теперь он поедет как гость, никаких немцев, никаких конфликтов!
Однако поехать не удалось: жесточайшая простуда свалила в постель, горло обметало так, что и говорить было невозможно. Пришлось ограничиваться поздравительной телеграммой.
После новогодних каникул, после нахлынувшей текучки вспомнил, что надо позвонить, хоть с запозданием поздравить приятного человека, так неожиданно встреченного на жизненном пути.
На звонок ответила секретарь и сказала, что Александр Яковлевич болен, в больнице… Что с ним, заволновался Яковлев… Инфаркт…
Яковлев потребовал заместителя и выяснил, что в день юбилея, когда в Доме культуры собрались рабочие, инженеры, конструкторы «Радуги», с телетайпа принесли поздравление министра. Дементьев поздравлял Главного конструктора с юбилеем и объявлял награду – «премию в размере двухнедельного оклада».
Яковлев почувствовал, что и у него сердце подпрыгнуло к горлу. Да как же так, Петруша Дементей! Да кто ж дал тебе такое право?
На следующей неделе, изменяя своему правилу не ездить на рядовые заседания коллегии, он отправился на Уланский.
Коллегия кончилась в три, после нее в кабинет министра потянулись директора периферийных заводов, которым в Москве, как обычно, надо решать множество вопросов и с министром в том числе. Дементьев освободился после пяти, и Яковлев, не спрашивая секретаря, открыл дубовую дверь.
Дементьев с некоторым удивлением воззрился на вошедшего: кого-кого он ожидал увидеть здесь, только не самолюбивого Яковлева.
– Ты знаешь, что у Березняка инфаркт? – сознательно упирая на «ты», спросил Яковлев.
Дементьев, не отводя взора, набычил голову.
– Зачем ты так? – повторил вопрос Яковлев.
Бесконечно долгую минуту длилось молчание:
– Власть портит…
Яковлев вышел, даже не закрыв за собой двери…
Восьмой закон Паркинсона