Великий канцлер

– Внутренних сил, мешающих развитию России, – сказал он, – всего четыре. Причем одна из этих сил действует на российское общество снизу, а три остальные сверху. Снизу нас тормозят нищета, забитость и неграмотность основной народной массы, и пока мы не справимся с этой проблемой, она чугунным каторжным ядром будет висеть у нас на ногах. Сверху на общество в первую очередь давят те, кто имеет прямую выгоду от нынешнего положения дел. Это дворяне-нахлебники, проматывающие выкупные платежи, плату за сдаваемую в аренду пашню, а также кредиты Дворянского банка, данные им под залог имений, хлеботорговцы, скупающие урожай по дешевке и отправляющие его на экспорт, фабриканты, извлекающие сверхприбыли из дешевого труда русских рабочих, банкиры, эксплуатирующие жирные нивы золотого стандарта. Мы пока только примеряемся, как взяться за этих людей, чтобы вместе с ними не снести Россию – ведь они так вросли в ее действительность, что не отдерешь, так что теперь требуется резать по живому. Отдельной проблемой можно считать взяточников-коррупционеров и работающих с ними в паре поставщиков всякого негодного гнилья, которое они сбывают по цене первоклассного товара. Но на этих теперь хотя бы есть управа. Имперская безопасность исправно вскрывает их делишки и, беспощадно конфисковав имущество, отправляет субчиков на каторжные работы. Кроме двух предыдущих проблем, в нашей российской действительности существуют такие вроде бы образованные люди, называющие себя интеллигентами, которые всегда будут против правительства, кем бы оно ни было назначено и какие бы действия ни предпринимало. Но это не проблема, а скорее помеха. Крику много, толку чуть; хотя брызги ядовитой слюны во все стороны, признаюсь, напрягают. А выписывать за их деятельность по паре лет каторги я все же считаю неоправданным. Внешние же силы, действующие против нас, просты и однозначны. Как говорил еще ваш батюшка, Европа пугается нашей огромности и хочет, чтобы мы умерли, превратившись в корм. Правда, некоторые из государств предварительно хотели от нас работы по сдерживанию своих конкурентов, но теперь, в связи с нашими действиями и самим фактом нашего существования, они отставили эти мечты в сторону. Чем больше мы будем увеличивать мощь России: расселять наших крестьян на пустых землях, улучшая их жизнь и увеличивая урожаи зерна, строить заводы и фабрики, открывать университеты и заявлять о научных достижениях, усиливать армию и флот, раздвигать границы, тем сильнее нас будут ненавидеть и тем больше будет жажда нашего уничтожения…

– Хорошо, что вы это осознаете, Павел Павлович, – вздохнула Ольга, – особенно в рассуждении народной бедности как главной помехи нашему развитию. И как с такой страной, большая часть которой живет натуральным хозяйством, как при князе Владимире Красно Солнышко, затевать большую затяжную войну? Мой братец Ники на этом в вашей истории погорел, проиграв в такой войне и страну, и собственную жизнь. Нет, и еще раз нет. Александр Владимирович прав: мы можем позволить себе только относительно дешевые, стремительные, как удар молнии, операции, сосредотачивая против очередного соперника всю свою мощь и создавая решающий перевес в силах. Что вы на это скажете?

– Все правильно, Ольга, – Одинцов склонил голову, как бы подтверждая свою промашку, – но это ни в коем случае не отменяет необходимости всемерно усиливать Россию – как в промышленном, так и в социальном отношении. И в то же время переселенческая программа, ликбез, электрификация, индустриализация и прочие компоненты этого усиления будут вызывать в Европе тревогу, сопровождающуюся ростом агрессивных настроений среди политиков. Особенно нервно там будут реагировать на электрификацию и индустриализацию… К социальным программам за границей, я думаю, отнесутся гораздо терпимее, но это не из какого-нибудь благородства, а из святой веры в непрошибаемую тупость русского мужика. Крик тут могут поднять отечественные особи либерального происхождения, уверенные, что деньги, потраченные на мужиков, оторваны непосредственно у них, любимых.

– Ерунда, – махнула рукой Ольга, – пусть кричат. Как говорил мой пращур Петр Великий, «чтоб дурость их была видна каждому» – а особенно тем самым мужикам, которые научатся читать и вдруг узнают, что о них на самом деле думают господа либералы. Но я нахожу основание для тревоги в том, что наше промышленное усиление будет вызывать рост европейской агрессивности. Нечего европейцам зазря нервничать, ведь так и до беды недалеко…

И тут меня осенила одна идея.

– Знаете что, товарищи, – сказал я, – там, в нашем прошлом, были так называемые закрытые города, куда не ступала нога подозрительного иностранца или даже просто непроверенного человека. И причиной той закрытости была как раз размещенная в этих городах военная промышленность, которую власти желали уберечь от шпионов и вредителей. Так почему бы нам не объявить особой закрытой территорией, своего рода опричниной, весь Урал, и именно там строить все новые заводы и фабрики?