Великий канцлер

На мгновение в императорском кабинете наступила тишина. Потом глаза Ольги сузились, а пальцы скрючились так, будто она собралась вцепиться Столыпину в бесстыжие зенки. При этом канцлер Одинцов смотрел на министра земледелия почти с жалостью, а Коншин с Кутлером, как кадеты, то есть люди, настроенные на капитализм с человеческим лицом, старались делать вид, будто их тут нет. Это надо же – сказануть такую бестактность в присутствии государыни-императрицы и ее верного сатрапа…

Одинцов уже хотел достойно ответить Столыпину, но успокоившаяся императрица подняла руку.

– Погодите, Павел Павлович, я сама… – твердо произнесла Ольга и бросила на Столыпина уничтожающий взгляд. – Петр Аркадьевич у нас забыл, что он такой же мой подданный, как и самый последний мужик. А еще он забыл о том, что только Нам решать, кого Наш канцлер может жалеть, а кого нет. Сказать честно, Мы с ним думаем на эту тему почти одинаково, потому что Нашу душу ранит каждый умерший по Нашему же монаршему небрежению подданный, без различия пола, возраста и вероисповедания, хотя умершие младенцы доставляют Нам все же особую душевную боль. Приняв корону после отрекшегося брата, Мы перед Богом и людьми поклялись в том, что будем своему Отечеству доброй матерью, а не злой мачехой. Человечнее надо быть, Петр Аркадьевич, и добрее. Вам следует помнить о том, что вы русский человек и православный христианин, а не иудей Гобсек, для которого все нижестоящие значат не больше чем пыль под ногами. Вы этому мужику в ноги должны кланяться, а не пренебрежительно кривить губы, ведь все, чем вы владеете – вы и прочие дворяне – создано трудами как раз этих самых русских мужиков.

– Ваше императорское величество! – возмущенно воскликнул уязвленный Столыпин, – вы забываете, что именно дворянство является истинной опорой вашего трона…

– Это вы забываете, точнее, забываетесь, господин Столыпин! – резко ответила императрица. – Опора моего трона – это весь огромный российский народ, а не одно только дворянство, значительная часть которого сейчас прогнила и паразитирует на заслугах своих предков. Опираться на таких, Петр Аркадьевич, значит подвергнуть себя смертельной опасности. Предадут и продадут, как те господа гвардейские офицеры, которые ради ложно понятой сословной солидарности присоединились к заговору Владимировичей…

Столыпин хотел было возразить императрице, но осекся, пригвожденный к месту тяжелым взглядом канцлера Одинцова. Так смотрят не на оппонента в споре – так смотрят на вошь, которую собираются раздавить безо всякой жалости…

– Некоторые люди, вроде единомышленников почти покойного господина Витте, – сказал канцлер, – считают, что главной обязанностью дворянства является владение родовыми имениями, в которых выращивается зерно, необходимое для экспорта российского хлеба за рубежи Империи. Эти господа жестоко ошибаются: главная обязанность дворянства – это служба государю и отечеству на любом доступном для этого поприще: военном, гражданском или научном. Поместья и дворянские привилегии были даны предкам современных дворян государями от Ивана Третьего и до наших дней не за их красивые глаза и не за правильное происхождение, а за службу Отечеству – в первую очередь, на поле брани. «Жалованная Грамота Дворянству» от тысяча семьсот восемьдесят пятого года заложила под служилое сословие мину огромной разрушительной силы. Этот документ действует почти сто двадцать лет – и каков же результат? На настоящий момент в Российской империи насчитывается миллион двести тысяч потомственных дворян и шестьсот тысяч человек, находящихся в личном дворянстве. При этом на военной службе потомственных дворян по происхождению примерно половина, а на гражданской таковых менее трети. Сопоставив эти данные, можно сделать вывод, что служит только треть потомственных дворян по происхождению, остальные же две трети занимаются чем придется, но тоже пользуются привилегиями, дарованными их предкам.