Чтобы лучше понять возможность этих разногласий, необходимо припомнить, что в довоенной России не существовало объединенного правительства. Министры назначались непосредственной волей государя, считали себя ответственными только перед верховной властью и в своем министерстве проводили ту политику, которая считалась ими наилучшей. Поэтому наряду с министерствами более либерального оттенка могли существовать другие министерства, для которых охранение государственной рутины и косности было непререкаемым лозунгом.
«Я не сомневаюсь в том, – говорил дряхлый, отяжелевший председатель Совета министров И.Л. Горемыкин, – что Польша созрела до автономии или самоуправления, но я очень сомневаюсь в том, будет ли полезно для России дарование внутренней свободы польскому народу».
И в этом направлении Горемыкин шел до логического конца:
«Не будет ли польская автономия служить заразительным примером для других народов России и не выгоднее ли в таком случае вовсе отказаться от Царства Польского?»
С точки зрения близорукой внутренней охранительной политики того времени, доводы «милого старика» являлись убедительными, и потому нельзя удивляться, что ими мог проникнуться император Николай. Последний предпочел отказаться от первоначальной своей мысли, вследствие чего 14 августа известное воззвание к полякам появилось в печати за подписью великого князя Верховного главнокомандующего.
«Поляки! – говорилось в нем. – Пробил час, когда мечта ваших отцов и дедов может осуществиться!..
Пусть сотрутся границы, разрезавшие на части польский народ. Да воссоединится он воедино под скипетром русского царя.
Под скипетром этим возродится Польша, свободная в своей вере и языке, в самоуправлении…»
С изданием этого воззвания настойчиво торопил Велепольский, по-видимому, опасавшийся возможности полной перемены настроений в русских правительственных кругах.
– Почему воззвание вышло за моей подписью? – спросил у Н.А. Базили, назначенного до приезда князя Кудашева состоять при Ставке для ведения дипломатической переписки, великий князь Верховный главнокомандующий, узнавший об этом факте уже в пути, в Лиде, где временно соединился поезд Верховного с поездом состоявшего при нем штаба.
– Не могу точно доложить Вашему Императорскому Высочеству. По-видимому, таково было решение государя императора, – ответил Н. А.
Этим ответом для великого князя весь вопрос исчерпывался.
Воззвание великого князя не произвело ожидавшегося впечатления среди поляков. Как левые группы, придерживавшиеся по преимуществу австрофильской ориентации, так и умеренно-правые объединения, более склонные к сговору с Россией, нашли это воззвание составленным в слишком неопределенных и малосодержательных выражениях. В этом успели убедиться уже из ответа министра иностранных дел на запрос русского посла в Париже А.П. Извольского по поводу выражения «самоуправление», употребленного в воззвании великого князя и переведенного агентством «Гавас» словом «autonomie». С.Д. Сазонов на сделанный ему запрос принужден был ответить, указывая, что не настало еще время облекать «общие обещания» в более конкретные формы. Полякам рекомендовалось проявить «доверие» к сделанным заявлениям и «терпение» в отношении времени их осуществления. Базируясь на недостаточности данных обещаний, представитель левых политических группировок Пилсудский со своими легионерами, боявшийся растворения этих «кадров будущей польской армии» в австрийских императорских войсках, немедленно после воззвания выступил с ними самостоятельно против России. Что касается более правых кругов, мечтавших лишь о федеративном устройстве, но в пределах России, с которой у Польши существовали крепкие экономические узы, то они сначала отозвались на воззвание и лишь впоследствии постепенно пришли к заключению, что воззвание великого князя стоит совершенным особняком от общих настроений правительственных и правящих сфер.
Опираясь на личные чувства симпатии к великому князю, некоторые влиятельные представители этих кругов довели до его сведения, что, веря в военный успех русского оружия, они выражают готовность выставить при помощи американских соплеменников до полумиллиона польских войск и взять на себя расходы по их снабжению. При этом они ставили условием только снабжение этих войск офицерским составом, очевидно, рассчитывая на офицеров-поляков, служивших в русских войсках, и предоставление права ношения польскими войсками какого-либо внешнего признака их национальности.