Великий князь Русский (СИ)

По воздуху понесло уже кровельный тес, снова грохнуло, терем вздрогнул и я пятками ощутил, как расходятся венцы. Казалось, еще секунда и ветер обрушит палаты, но нет, сруб вздохнул, скрипнул, протрещал и улегся пазами обратно на нижние бревна.

В блеске молнии пронесло клубок истошно кудахчущих кур вперемешку с сеном — не иначе, разметало птичник. В небесах загрохотало, будто там рвали гигантское полотно, с крыш служб под горой и построек на берегу медленно сдирало дранку и тесины, беззвучно валило стропила.

Страшно и весело, страшно и весело!

— Пойдем, — крикнул и потянул меня за плечо Волк, вцепившись рукой в косяк. — Вымокли, не дай Бог застудишься.

Да куда идти-то, коли тут такая мощь!

Молнии раскалывали мрак, мгновение — и после каждой весь мир содрогался от обвального грома. С неба бил огонь, яростно ревел ветер, вздрагивала от ударов земля, хлестала сверху злая вода, превращая улицы в протоки, а дворы в озера.

Но как ни упивался я буйством стихии, но разумом понял, что братец прав. Два шага к двери дались с трудом, еще тяжелее оказалось открыть дверь под напором ветра — чуть на оторвали приклоченную насмерть ручку, когда тянули за нее вдвоем.

Дверь, едва не наподдав, с грохотом захлопнулась. Скрипнул засов, ветер швырнул вслед горсть градин и по всему терему забарабанили удары. Где-то звякнуло разбитое стекло, заголосили слуги, а я стоял в темном коридоре посреди натекшей с одежды лужи и отстраненно думал, успели снять крылья с мельниц на Воробьевых горах или нет…

Гроза за стенами бушевала еще с полчаса, сверкая молниями и пугая сенных девок. Да что там сенных — даже стоявшие в караулах вои через раз крестились и бормотали молитвы, да как тут не молиться, когда, того и гляди, разойдется весь терем…

Ветер стих к вечеру, дождь наконец пошел, как и положено, сверху вниз, но лил и лил дальше, только к утру превратившись в снег.

— В двух местах Кремника от молний загорелось, — докладывал утром городовой боярин, подбористый мужик лет тридцати пяти, — и на посаде в четырех.

— Пожары?

— Бог миловал, столь воды с небес лилось, что затухло само, — он перекрестился и продолжил: — Також в государевом саду на Балчуге…

— Погоди с Балчугом, — остановил я его. — Что на Пушечном?

— Сказывают, без потерь, сами управились.

— Спас-Андроник?

— У сколии крышу в трех местах попортило, — тут же доложил боярин, — отче Феофан велел старшим отрокам помогать в починке, а младшим дал день на молитву.

Ага, то есть занятия все-таки отменили…

— Загородный двор?

— За помощью не присылали, боле пока не ведаю, к полудню вызнаю точно.

Я махнул рукой — не страшно.

— По городу людей пустил, где помощь нужна смотреть, да коли прибило кого, прибрать. Мостовую в Кремнике в трех местах поправляют, на Торгу лавки чинят.

— Из Воробьево, с мельниц известия есть?

— Сей час пошлю проверить, — встрепенулся боярин.

— Сиди, сам съезжу, все равно собирался.

Отпустил его, а себе сделал заметочку: не забыть наградить. Толковый, обстановку знает, распорядителен по делу, не тушуется.

Пока шел к детям, слышал бубнеж из разных углов — сколько окон выбито, сколько крыш повредило, где протекло… У выхода на одно из крылец во двор возились мужики с топорами, крякая и глухо ругаясь. Снаружи им отвечали тем же. Завидев меня, поклонились и объяснили:

— Залило, косяк разбух, дверь заело…

Я успокаивающе махнул рукой — работайте, а когда завернул за угол, сзади гулко бумкнуло, загомонили и меня догнал холодный сквознячок с улицы. Справились, значит.

— Эй, отроки, готовы ехать?

— В сколию? — радостно подскочил Ванька.

Вот старшему лишь бы саблей помахать, а младшему в сколии как медом намазано. Впрочем, он и сабелькой неплохо крутит, а Юрка от учебы не отлынивает.

— Нет, нынче в сколии крышу починяют. В Воробьево поедем.

Они тут же подорвались седлать своих коняшек — невысоких монголок, как раз им по росту. А мне подвели Сокола, такого же вороного, как некогда Скала…

Года два как я отправил своего состарившегося жеребца к Ваське Образцу, доживать. И вот совсем недавно мне сообщили, что Скала, с которым я был неразлучен почти двадцать лет, околел.

Весь тот день я ходил, как в воду опущенный — конь ведь это не машина, это живое существо, с которым ты должен составлять одно целое. Даже не собака, с собакой все-таки в бой не ходят, а вот от коня жизнь всадника зависит напрямую.

Чувствовал себя предателем — вот что стоило оставить его здесь, в княжеских конюшнях, чтобы время от времени заходить и может даже выводить его самому? Но потом вздыхал — на вольном выпасе старичку лучше, конюшен он в своей жизни видел и так немало. А там луга, река, отборный ячмень, чистая вода… Васька мне слал отчеты — разумеется, о конном заводце, но попутно и про Скалу писал.

С новым жеребцом мы поладили довольно быстро — конник я теперь опытный, а его выездили еще трехлеткой. Так что морковка или яблочко, ржаной сухарь с солью, частые поездки и вот мы уже вполне кентавр.