Сразу за Боровицкими воротами, за мельницами, в Занеглименье шла муравьиная суета: убирали снесенное и поломанное ураганом, пяток горожан с хеканьем ставили на место забор, дальше катили бревна и везли доски, не иначе с яузской лесопилки. Веселый мужик, ловко коловший усечки, тонкую дранку, распевал ремизовы частушки, потешая работавших рядом.
При нашем приближении вскочил, отряхнулся, поклонился в пояс, а когда я показал всем, чтобы не прерывались, снова вернулся к своему занятию.
Сетуньский перелаз остался цел — намороженную переправу ветер не разбил, и мы по уложенным в несколько слоев жердинам, схваченным льдом, перебрались на другой берег, а оттуда поднялись на Воробьеву горку.
Мда.
Тут все разнесло вдребезги пополам, куда круче, чем в городе. Неудивительно — место высокое, всем ветрам открытое. Такая вот плата за чистый воздух и за то, что моровые поветрия обходят Воробьево село стороной. Даже здоровенный дуб, которому бог весть сколько лет, выворотило из земли и он лежал на боку, вздымая вверх корни с комьями мерзлой земли.
Навстречу нам кинулся тиун, ломая шапку:
— Княже! Мельницы…
— Про мельницы потом, люди целы?
Он на секунду осекся, задумался, а потом радостно доложил:
— Все целы, только Оньшу по голове бревном приложило!
— И чему тут радоваться?
— Да у него голова крепкая, бревно пополам сломалось!
Сзади гыгыкнули княжичи, пришлось показать им за спиной кулак.
— Оньша этот ходит? Не блююет?
— Да что ему сдеется! Поначалу проблевался, так теперь вон, бревна шкурит!
— Дай ему денек отлежаться.
Мельницы лишились крыш и всех лопастей, две попросту скинуло с ряжей, третью перекосило. Одна из упавших рассыпалась сама, вторую раскатывали на бревна и ставили на них значки-зарубки, чтобы потом собрать по месту.
— Терем как?
— Терем погорел малость…
— Молния?
— По оплошности, как буря началась, свечку выронили…
— Кто?
— Дык… я и выронил… — повинился тиун.
Я оглядел разор, прикинул объем работ и количество рук:
— Если в неделю поправишь мельницы, амбары, терем да бертьяницы, наказывать не буду.
Развернулись и поехали обратно, мимо уполовиненного бурей сада, мимо побитой сосновой рощицы, мимо всякого барахла, разметанного ветром и стащенного посельскими в кучу, чтобы разобрать позже…
— Тятя, а отчего гром всегда после молнии? — прорезался в Иване почемучка.
— Оттого, что молния… — начал было я и задумался.
С чего начать теорию электричества? Надо что-нибудь простое, привычное…
— Вот к тебе ночью на постель кошка пришла, ты ее гладишь, гладишь, гладишь…
— Ага, до искр!
— Точно, а когда искрит, треск есть?
Ванька и Юрка задумались, а потом одновременно кивнули.
— Так вот молнии суть такие же искры, только огромные.
Сыновья раззявили рты — как это? А как же Илья-пророк в колеснице? Пришлось пообещать им мастер-класс с разного рода фокусами из курса элементарной физики.
Пока мы возвращались сквозь город, наполненный деловой суетой плотников, запахом свежей стружки с бревен, криками возчиков и древоделей, ломал голову, что им показать. Вспомнил про шерсть и стеклянную палочку, мех и застывшую смолу, китайский воздушный шарик из тонкой бумаги.
Много каких опытов пришло в голову, только большинство вида «возьмите батарейку…», а тут не то, что батареек, тут нет ни пластиковых бутылок, ни пакетов, даже аптеки, чтобы купить марганцовки, нет, не говоря уж об алюминиевой или магниевой стружке. Пришлось напрягаться и выбирать физические фокусы, осуществимые в XV веке… Хорошо на глаза попалось творение Вацлава Рогача, развернувшего в Гусской волости целый стекольный комбинат — достакан! Нормальный такой прозрачный стакан, только покамест не граненый, но он и в таком виде уходил у купцов влет. Не знаю, чего уж там Вацлав наэкспериментировал, вроде бы известняк толченый в шихту добавлял, но стаканы у него получились прочные, при падении на деревянный пол не кололись. Толстые, не без этого — тонкое стекло тоже наловчились делать, да вот с перевозкой его целая проблема, как в стружку и солому не пакуй, все равно часть бьется.
Вот со стаканом я показал сыновьям, как достать из миски с водой копейку, не замочив рук, и что будет, если накрыть стакан с водой листом бумаги и перевернуть. Или как оборачивается в другую сторону нарисованная стрелка, если на нее смотреть через налитую в стакан воду. Впечатление произвело колоссальное, пришлось даже повторять шоу в рындецкой школе, а потом и для преподавательского состава.
Трюки-то простые — например, воткнуть в пробку две вилки и гвоздь и поставить качаться на край стакана. Кассиодор, например, сразу въехал, что у этой конструкции центр тяжести (кентро варититас, как он выразился) находится как раз там, где гвоздь опирается на ободок. Он же глубокомысленно объяснил и другой фокус — когда на сложенный в гармошку лист бумаги можно поставить груз. Ну, вроде как получаются балки несущие — это давно известно, что если поставить доску на ребро, то она выдержит гораздо больше, чем лежа плашмя.