Великий князь Владимир Мономах

Киевский митрополит, несомненно, был высокообразованным человеком, ярким представителем византийской интеллектуальной элиты. В историю русской книжности он вошёл как талантливый писатель, проповедник и полемист и незаурядный мыслитель. Сохранилось по меньшей мере три его послания и одно поучение; по-видимому, все они были написаны первоначально по-гречески и лишь затем переведены на русский язык. («Не дан ми бысть даръ язычный... — писал сам Никифор в одном из своих поучений, — и того ради безгласенъ посреди васъ стоя, и молчю много»: 79. С. 186.) Два послания митрополита адресованы князю Владимиру Всеволодовичу Мономаху — о посте и о человеческой душе, а также о латинской вере. Первое из них представляет собой настоящий философский трактат, в котором автор исследует человеческую душу и составляющие её «силы» — разум, чувство и волю, а также её «слуг» и «воевод» — органы чувств. Для нас представляют интерес не столько собственно философские воззрения Никифора (в основном они восходят к идеям Платона, получившим дальнейшее развитие в трудах Отцов Церкви, и прежде всего святого Иоанна Дамаскина), сколько их приложение к личности конкретного адресата послания — киевского князя Владимира Всеволодовича. Никифор «исследовал и изучал князя, как кропотливый врач изучает болезнь, выискивая её первопричину», отмечает современный историк древнерусской богословской литературы (156. С. 246). Киевский митрополит исключительно высоко оценил личные качества Мономаха, его христианские добродетели; однако он же обозначил и тот недостаток, который, по его мнению, князю следует преодолеть, — излишнюю доверчивость к наветам и наговорам, использование клеветы во время судебных разбирательств, жестокость по отношению к виновным. Мы не знаем, какие именно судебные дела и каких именно негодных советников князя имел в виду Никифор, но очень похоже, что эта тема — умело спрятанная среди прочих, казалось бы чисто умозрительных, рассуждений — и стала главной в его обращении к князю. В результате мы получили уникальную возможность увидеть несколько иной, отличный от летописного, портрет Владимира Мономаха.

Кроме двух названных посланий, митрополиту Никифору принадлежит ещё одно, адресованное владимиро-волынскому князю Ярославу Святополчичу, главному политическому противнику Мономаха в годы его киевского княжения (в сохранившихся списках послание ошибочно переадресовано муромскому князю Ярославу Святославичу)[531]. Как и одно из двух посланий Мономаху, оно содержит обвинения против «латинян», то есть католиков, с которыми постоянно приходилось общаться волынскому князю. Известно также принадлежащее перу митрополита Никифора «Поучение в неделю сыропустную» с резким осуждением «лихоимания», то есть ростовщичества.

Перевод обоих посланий митрополита Никифора князю Владимиру Всеволодовичу Мономаху выполнен по изданию Н.В. Понырко: 65. С. 66—71, 71—73 (здесь же, на с. 83—88, перевод их на современный русский язык).

Послание Никифора, митрополита Киевского, великому князю Владимиру, сыну Всеволода, сына Ярослава

Благословен Бог и благословенно святое имя славы Его, благословенный и прославленный княже мой. По многой Своей благости и человеколюбию сподобил Он нас достигнуть этих пречестных дней святого поста[532], кои, как устроитель нашего спасения, узаконил для духовного очищения душ наших; и Сам постился сорок дней (см. Мф. 4, 1—2) для извещения Своего вочеловечивания, не в посте нуждаясь, но нам пример показывая. Если бы первый праотец Адам постился бы от древа познания и заповедь Владыки сохранил бы, то второй Адам, Христос Бог наш, не требовал бы поста. Но из-за преступления первого, не постившегося, постился Он, чтобы преслушание разрушить.

Возблагодарим же и поклонимся постившемуся Владыке, узаконившему для нас пост и снадобье для душевного здоровья даровавшему! Оттого ведь двойственно житие наше: разумное и неразумное[533], и бесплотное и телесное. Ведь разумное и бесплотное — это нечто божественное и чудное, подобное бесплотному естеству; а неразумное — подобно страстному и сластолюбивому. И поэтому борьбы в нас много, и противится плоть духу, а дух плоти (ср. Гал. 5, 77).

Поистине нуждаемся мы в снадобье постном: оно ведь укрощает телесные страсти, обуздывает противные стремления и духу даёт власть над телом. И так покоряется лучшему худшее, то есть душе тело. Так и то, что касается утробы и чресел наших: обуздай их, [и] змий умертвится. И в тишине пребывает душа, и в мире глубоком мир обретает, тот, который в нас, который желаем, говоря: «Мир всем!» А от этого первого блага и другие блага в нас происходят.