Великий Краббен

— Ну что вы! — отмахнулся Холин. — Мне трудно представить себе робота, который с таким блеском, с Хаким изяществом провел финальную схватку против такого взрывного и техничного противника, как наш Анвар Махмудов! Я уже неброски считать перестал!

— Благодарю вас, — склонил крупную голову Берг. — Но все-таки, к какому?

— Нет, только не В этом случае, — уже серьезно ответил Холин.

— Значит, ваша гипотеза об андроидах, если вы меня отождествляете с этим рядом парней, не относится и к ним, — возразил Берг, выпрямляясь в кресле и скрестив руки на груди.

— Допустим, — неохотно согласился Холин, покручивая стил, — но тогда остается вторая. Она еще неприятнее.

— Чем же? — Берг усмехнулся. — В любом случае погибает человек.

— В таком случае погибает именно человек, — твердо сказал Холин. — И если в первой версии есть какой-то шанс на возможность иного разрешения ситуации, да и оценивать ее может само человечество, — вы знаете, что судьбу андроидов решает специальная комиссия при Комитете по охране личности? — то во второй версии некто присвоил себе право решать единолично судьбу настоящего, живого человека…

— Значит, вы считаете, что некая смесь Виктора Франкенштейна с профессором Мориарти железной рукой контролирует участь своих творений? — перебил его Берг.

Кто такой Франкенштейн, Холин еще помнил, а на второго его эрудиции не хватило. Поэтому или потому, что вопросы задавал тот человек, которому следовало на них отвечать, он который раз ощутил глухое раздражение. Берг, судя по всему, был незаурядным тактиком не только на ковре.

— Ну, не обязательно так мрачно, — с деланной улыбкой ответил журналист. — Но вам известно немало случаев, из не слишком далекого прошлого, когда ученые в погоне за результатами забывали о средствах… Вернее, о нравственности своих средств.

— Так, — сказал Берг. — Вот теперь можно подвести итоги. Значит, одну гипотезу мы уже отвергаем, вторую еще не доказали. Теперь вопрос: почему моя личность заинтересовала вас именно в связи со всеми этими фактами? Неужели только из-за внешнего и ситуативного сходства?

Он встал и вытащил из-под дивана большую сумку, спортивную или дорожную. Распахнув створки шкафа, принялся укладывать в нее вещи.

— Надеюсь, вы извините меня, — он не оборачивался, — но скоро должна прийти машина. Однако мы успеем закончить наш разговор.

— Не думаю. Ставить точку придется довольно долго. У меня нет никаких доказательств искусственного происхождения упомянутых личностей. Это о первой версии. Не буду на ней настаивать, она и мне самому кажется довольно надуманной. А в случае истинности второй версии разговор может принести ощутимую пользу.

— Какую? — спросил Берг, не разгибаясь. Он засовывал в пакет аккуратно свернутую борцовскую куртку с красным поясом чемпиона.

Пожав плечами, Холин снял проектор, уложил его в свою сумку и ответил:

— Вы не сказали ни да, ни нет, и я не могу судить, правильно ли я поступил, познакомив со своими данными в первую очередь вас, а не Комиссию. Но если «да» может быть сказано и вы действительно не знали, что вы из себя представляете, и если кто-то действительно хочет распорядиться вашей жизнью, то вы, по крайней мере, предупреждены.

Перестав набивать сумку, Берг слушал его, держа в руках большую коробку с перфорированными боками. Из нее шел какой-то шорох, потрескиванье, цоканье…

— …Вы можете и просто раскрыть перед Комиссией свою тайну, если знаете, в чем она, и просить справедливого и объективного решения.

— Ну что же, — оценил его монолог Берг;—неплохо. А другие объяснения… вам не приходят на ум?

— Они еще менее доказательны, а вероятность простого совпадения…

— Она все-таки есть?

— Конечно. И тем не менее ее мало для объяснения.

— Ну, хорошо… Однако подумайте и над иными версиями, охотник за тайнами…

Последние слова прозвучали не обидно, скорее дружелюбно и с уважением.

— Почему вас взволновало все это? Вы же спортивный журналист? — спросил Берг, закрывая набитую сумку. — И, если я верно помню, уголовная хроника изжила себя еще в прошлом веке, вместе с политической. Чего хотите доискаться вы?

— То есть как «чего»? — возмутился Холин. — А что киборгам делать в спорте? Спорт для людей! Согласились бы вы бороться с кибером?

— Но киборг и кибер…

— Разница чисто внешняя! И тот и другой превосходят человека в скорости, в силе, во многом другом. Спорт рассчитан на совершенствование физической природы человека, на радость и отдых! Зачем машине радость, зачем отдых? Человек должен соперничать с человеком! Машины есть инструменты, слуги, придатки его рук и мозга. Не ставя себя в заведомо невыгодное положение, человек не может не проиграть машине, и шансов на выигрыш у него нет никаких. Победа над ним машине ничего не даст — даже у самых совершенных киберов эмоции встроены и отрегулированы на полную функциональность.

— Как это? — с любопытством спросил спортсмен.

Холин недоверчиво покосился в его сторону — вроде неподдельный интерес…